Напарница

Наутро разразился страшный скандал, когда горничные обнаружили меня без чувств лежащей в кресле — и стало ясно, что прислуга в доме Перте забыла о своих обязанностях: никто не явился ко мне ночью помочь раздеться, умыться и лечь в постель. Горничных, разумеется можно понять: они видели, как молодой хозяин провожал меня в спальню, и резонно решили, что тут обойдутся и без них. Они бы, быть может, скрыли свою оплошность, если бы меня удалось вернуть в сознание, однако, как ни толкали меня бедные девушки, как ни хлопали по щекам, сколько не жгли под носом пёрышки и не протирали лицо вымоченной в холодной воде тряпкой — ничего не помогало, я оставалась неподвижной, бесчувственной и едва дышала.

Поднятый шум привлёк внимание Дрона, который распорядился не беспокоить пока хозяев Перте, а попытатся справиться с неожиданной бедой своими силами. Обмирающие от жалости и ужаса горничные перепробовали на мне все народные средства возвращения в сознание: меня щипали, толкали, растирали запястья и лодыжки, влили в горло несколько капель коньяка, добросовестно принесённого Дроном из своей комнаты, усадили, нагнув голову к коленям — однако ничего не помогало. Сложно представить, чем могло закончиться дело, если бы одна молоденькая горничная, чей дядя по матери был священником в ближайшей к городу деревушке, не решила испробовать на мне силу молитвы. От прикосновения дешёвенького креста к моей коже я вдрогнула, будто он был раскалённый, и, открывая глаза, жалобно простонала:

— Жжётся! Серебро жжётся! Мне больно!

К счастью, в этот момент я говорила по-дейстрийски, и склонившиеся надо мной девушки в форменных платьях разразились благодарственными вздохами, посвящёнными Богу и его святым, вернувшим меня из забытия. Едва начав осознавать происходящее, я поняла, какой опасносности себя подвергла этой обмолвкой… И опасность ничуть не миновала: чуть поодаль стоял сын синдика, а ведь не мог не понять, о чём я говорю…

— Хозяюшка говорит, — перевёл Дрон Перте, не дрогнув ни единым мускулом лица, — что очень плохо себя чувствует после этой ужасной ночи. К счастью, всё уже позади: Господь милостив. А теперь оставьте нас одних, я позову вас, когда понадобитесь.

— Зачем вы солгали, сударь? — прошептала я, когда сын синдика, выпроводив прославляющих милость Божью служанок, тщательно закрыл дверь и повернулся ко мне. Удивительно, но ни одна из них не задумалась, почему прикосновение серебра к коже обморочной барышни вернуло её в сознание…

— Вы всегда задаёте бессмысленные вопросы, сударыня? — усмехнулся Дрон, подходя ко мне. Пододвинув стул к креслу, на котором я полулежала, он в нескольких словах описал происходящее и самым строгим тоном поинтересовался, есть ли у меня истолкования случившемуся. А также, не возьмусь ли я объяснить…

И сын синдика, мягко взял меня за руку, указал мне на запястья: они были словно украшены браслетами… на каждой руке полоса раздражённой красной шелушащейся кожи. И только тогда я поняла, что чувствую всё усиливающийся зуд, до того неясное ощущение заслонялась более важными переживаниями.

— Серебро… — прошептала я, не вполне отдавая себе отчёт в своих словах. — Жжётся!

— Не говорите ерунды! — отозвался Дрон Перте. — Никто не касался ваших рук серебром, Ивона! Крестик прижали ко лбу, к тому же…

Но я уже ничего не слушала. Удар по голове, когда в комнате никого, кроме меня, не было… Причём какой-то странный удар, вызвавший вместо обычных последствий воспаление на запястьях. Серебро, приведшее меня в чувство, когда все обычные средства оказались напрасными… Металлический лязг или, как любят выражаться авторы авантюрных романов, с некоторого времени входящие в моду вместо готических — звон оружия. Проще говоря, мой напарник, очевидно, с кем-то дрался, потому и отказался разговаривать. И, если по голове ударили не меня, а сознание я потеряла, не резонно ли предположить, что первым чувств лишился вампир? А связанность наших разумов в тот момент привела к тому, что я в полной мере ощутила всё то же, что и не-мёртвый. Тогда становится ясным, почему серебряный крест привёл меня в чувство… Видимо, как-то оборвал возникшую между мной и вампиром связь, хоть я и не представляю себе, каким образом это всё возможно. Вот только выводы — из всего вышесказанного, а также из воспаления на запястьях и моих наполовину неосознанных упоминаний смертельного для вампиров металла — напрашиваются самые неутешительные. Беренгарий попал в плен, и легко себе представить, сколь малыми возможностями прийти к нему на помощь я располагаю.

— Сударыня! — окликнул Дрон Перте, внимательно за мной наблюдавший. — Я вижу, вы догадываетесь о причинах случившегося. Не соблаговолите ли поделиться результатами своих размышлений?