Нана и Мохан. После сумерек богов (СИ)

Но он всё ещё любил её и не мог просто так отказаться от этой любви. ” — Маска может обмануть, но глаза ведь не врут, — подумал он. — Разве не смотрит она на меня глазами, полными любви и нежности? Разве глаза её не откровенны и не то, что говорят, а кричат о любви? Так как же она может так рассуждать, с таким грязным цинизмом о том, что своего любимого вот так можно использовать, как игрушку? Как разобраться в тебе теперь, как заглянуть в твою сущность, что там на самом деле?»

Он больше не мог слышать разговоры сестёр-богинь и поспешил убежать в своё жилище. ” — А если он поймёт, что я бог? — мысли его метались, как пламя костра под порывами ветра. — Если поймёт, что я не смертный и со мной не будет так удобно, как ей хочется? Она откажется от меня? Если она любит меня сейчас, то будет подавлять свою любовь? Об этом невозможно думать ещё много времени. Пора всё выяснить. Нет, я так сразу не выложу, кто я на самом деле. Но всё сделаю, чтобы она догадалась сама. Пора постепенно завершать эту игру. Правда должна проясниться, что бы она за собой ни влекла.»

На следующий день он постучал в её дверь совсем рано — ни свет, ни заря. Она поднялась с постели полусонная, с распущенными нечёсаными волосами, в наспех наброшенном халате и открыла дверь. И он предложил ей отправиться в его дворец прямо сейчас. Её это удивило, но она не отказалась.

Обычно он целовал её при встрече — обнимал дерзко, по-хозяйски, поцелуй был смачный и долгий, в губы. Если она кокетливо упрекала его в бесцеремонности, он напоминал ей о ей проигрыше на скачках и о том, что он имеет право целовать её, сколько захочет и когда захочет. Но в этот раз поцелуя не было. Он просто повернулся к ней спиной и удалился после того, как она сказала, что начнёт собираться.

Он, как всегда, накормил её завтраком, но пока она ела, он не сводил с неё странного взгляда. Его чёрные глубокие глаза были, как обычно, ласковы, но в них были также гнев и укор. Нана ничего не могла понять, но спросить не решилась. Может, ему не нравилась её новая причёска? Может, ему показалось, что у неё слишком кокетливый вид и он ревнует? Она снова попыталась прочесть его мысли — и ни одну из них не смогла уловить. Мохан больше не желал выдавать ей мыслеформы, чтобы создать иллюзию, что она может хоть что-то узнать из его головы.

После завтрака она ожидала, что Мохан вызовет такси, но он взял её за руку и вывел её из дома. И Нана заметила ему, что он забыл позаботиться о такси.

— Я донесу тебя на руках, — ответил он. — Я сам буду твоим такси, — и поднял её на руки.

— Тебе придётся долго меня нести! — засмеялась Нана. — До вечера, не раньше. К тому же, ты хоть и сильный и могучий, но у всех людей силы ограничены.

— Я справлюсь, поверь.

— Человеку это не под силу.

— Может быть. Помолчи лучше, Нана.

Она замолчала.

Он пронёс её вдоль моря и свернул в небольшую рощу, тянувшуюся километра на три. По асфальтовой тропинке, ведущей через эту рощу, можно было пройти пешком минут за сорок, но Мохан вышел из неё уже минут через пять. И двинулся со своей ношей под высокие арочные ворота, ведущие в тенистую аллею.

Когда аллея и вторая арка были пройдены, Нана вдруг с удивлением поняла, что они вышли к зданию детского театра, за которым, по его словам, и находился его дворец. Но ведь она когда-то проходила эту аллею и, кажется, за нею никакого театра не было, просто тянулись какие-то старинные улицы…

— Мы так быстро добрались? — пробормотала Нана. — Но ведь прошло минут двадцать, не более. Неужели я перепутала все маршруты города?

— Возможно, — промолвил Мохан и, поставив её на асфальт, взял за руку и повёл к воротам своего участка. — Сейчас я покажу тебе свой дворец. Я сам спроецировал его, там всё до мелочей по моему вкусу, а не по моде, навязанной журналами.

Нана оценила вкус Мохана. Здание небольшого дворца показалось ей чудом, оно вполне было достойно даже Олимпа. И великолепный сад был стоил дворца.

Весь день Нана провела в этом дворце, Мохан показал ей абсолютно все закоулки и в помещении, и в саду. Но сам он был невесёлым и то и дело бросал на свою гостью непонятные укоризненные взгляды. Она не решалась спросить его, что является их причиной. Быть может, это ей только кажется? Было бы конфузно спрашивать о том, чего на самом деле не было.

Она осталась ночевать в его дворце, в спальной с кроватью, напоминавшей огромный лотос. И вновь он не остался с ней.

Утром его слуга принёс ей завтрак в постель.

— Проснулся ли твой хозяин? — спросила у него Нана.

— Не знаю, госпожа. Он отправился ночевать в гостиницу.