Она двигалась по бетонным плиткам вдоль металлический сетки, отделявшей реку и пространства суши, как вдруг заметила, что навстречу ей по одной линии шагает существо. Это была рослая деваха, почти на голову выше Наны, но при этом обута в белые босоножки на тонких высоченных каблуках, тощая, как жердь, плечистая, узкозадая, в коротком без рукавов платье из серебристой ткани. Рыжие волосы были собраны в кокон на темени. Она шла прямо на Нану, явно не собираясь уступать дорогу. Нана сняла очки и уставилась на нее расширенными холодными голубыми глазами. Люди обычно пугались, когда она смотрела вот так и шарахались в сторону. Но незнакомка также прямо смотрела в ее страшные ледяные глаза, не отводила взгляда и не сворачивала с ее пути. Нана подумала, что, возможно, деваха — биологическое тело без души, в которое ещё не вселили демона, вероятно, поэтому ее не страшит взгляд богини. Но, присмотревшись, она поняла, что рыжая нахалка обладает душой: слишком живыми были большие карие глаза, окаймленные длинными, как у коровы, темными пышными ресницами, обильно покрытые тушью. И смотрели дерзко, с вызовом.
Нана растерялась, рыжая сошлась с ней вплотную, затем бесцеремонно отпихнула ее в сторону и зашагал дальше, постукивая каблуками белых босоножек о шестигранные плитки.
Нана вскипела. Она впилась в спину незнакомки долгим взглядом, мысленно положила ее сердце в свою ладонь и сжала его. Деваха должна была теперь замедлить шаг, тяжело задышать, прижать ладонь к груди и осесть на каменные плиты, по которым только что с таким куражом стучала своими босоножками. Затем ее увезут в больницу с современным оборудованием, которое, несмотря на свое совершенство, все равно ей не поможет. Деваха отправится в царство Аида, которое снова восстанавливали и которое опять возглавлял Аид на новых условиях, что сам он не будет постоянно торчать под землёй, а находиться на поверхности и пировать со всеми, имея дворец под куполом Семи и наслаждаясь светом солнца. Но негодяйка уже долго не увидит света.
Однако, негодяйка и не думала падать там, где стояла. Она повернулась к Нане, широко улыбнулась полными кроваво-красными губами и свернула к небольшому летнему кафе, заняв один из столиков.
” — Она кто-то из богов, о которых мне ничего не известно? — подумала Нана. — Иначе как объяснить то, что она меня не боится, да ещё и не подыхает от сердечного приступа? ”
Нана, не сводя с рыжей прямого сурового взгляда, двинулась к ее столику. Та, подозвав официанта, заказала себе барбекю из экзотических рыб и бокал вина.
Нана приблизилась к ней:
— Ты кто? Ты из какого пантеона?
Деваха подняла на нее спокойный насмешливый взгляд:
— Я не богиня.
Нана присела на стул напротив нее:
— Этого не может быть! Любая смертная сдохла бы в течении нескольких минут после того, как я сжала сердце! А ты, кажется, даже не поняла, что произошло?
— А что произошло? Ты хотела меня убить? — принимая бокал вина с подноса официанта, также спокойно спросила она.
— Ты разыгрываешь меня? — раздражённо проговорила Нана и тут поняла, что от незнакомки не исходят божественные флюиды. Но, может, Нана не может их ощутить, как когда-то не могла распознать флюиды Мохана, что он — бог, потому что не могла прийти в себя после сумерек. Сейчас она тоже взволнована и из-за этого не может понять, богиня эта рыжая или нет.
— Так ты хотела убить меня? — переспросила незнакомка.
— Хотела. Со мной и богини-то не смеют так поступать, чтобы толкнуть меня, даже Гера на это не решалась, как же ты посмела, если ты смертная?
— Я не смертная.
Тут Нану осенило:
— Любимица Противника, — усмехнулась она.
— Да, — самодовольно ответила деваха, отхлебывая вино из бокала и подцепляя вилкой кусок жареной рыбы. — Добрый Дядюшка меня на самом деле очень любит!
— Вот какое имя ты ему дала…
— Какое имя ему дашь, так он и будет к тебе относиться.
— Ну, если его отношение зависит от того, как ты его назовешь, то зачем же скромничать, определяя его дядей? Можно сразу уж хватить — Добренький Папочка. Отец ведь ближе дяди.
— Не всегда. Бывает, дядя ближе и родней отца. К тому же, я не склонна к перегибам, он ценит это, поэтому его милость ко мне неизменна.
— Ах, милость! — насмешливо протянула Нана. — Ну, милость сильного — ценность немалая. Хоть и зыбкая, как туман над водой.
— Есть ещё кое-что, кроме милости, — пережевывая рыбу и запивая ее вином, проговорила рыжая, — я ему нужна.
— Ты хочешь сказать, что он может в ком-то нуждаться?
Деваха гордо выпрямилась.
— Меня зовут Гавиота, — надменно произнесла она, — я так решила, что меня будут звать, потому, что я также свободна и независима, как эта морская птица. Я не живу подачками от Доброго Дядюшки!
— Насколько я знаю чаек, они от подачек не отказываются. Так и осаждают рыболовные суда, чтобы им что-то перепало. Да и помойками не гнушаются. В городе, где слишком много чаек, так и знай, что в избытке свалки с не утилизированным мусором. Чайки даже выклянчивают друг у друга. Но вид у них гордый и заносчивый, да. Тщеславие ведь его любимый порок, не так ли?