Нам не прожить зимы

Потом он вел машину пьяный, пробираясь маленькими улицами, подальше от трасс, вез ее на Ленинский, стояли в каком-нибудь дворе, мертво сцепившись в поцелуе, он возвращался к себе на Масловку уже трезвый, сидел на кухне, слушал радио. В Восточной Европе люди шалели от счастья, депутаты бубнили о неразрешимых проблемах, в ночной передаче крутили его новый диск и сообщали, что в годовом хит-параде молодежки он на первом месте...

Все понимал, к его удивлению, только Игорь. Однажды даже прямо сказал: "Ишь, Серега, как тебя скрутило..." - лицо сделал убитое, скорбное, совсем не директорское. Видно, нахлебался сам со своей любовью.

Как-то в машине она стала сползать с сиденья, притягивая его к себе, разворачивая, расстегивая, он почувствовал ее губы - и действительно чуть не лишился сознания, но в это время сзади засигналили, он перегородил выезд из переулка, и, перегнувшись, стал поворачивать ключ, заводиться, чтобы отъехать, но она, будто в припадке, не замечала ничего.

И снова они сидели в каком-то баре, было часов двенадцать, для декабря - утро. В углу мигал экран телевизора, бармен с округлым, тоскливым лицом что-то считал, положив калькулятор на стойку и заглядывая в записную книжку, над ним сверкали пустые фирменные бутылки и пачки от сигарет, в колонках рыдал и вздыхал Розенбаум, в зале было совершенно пусто, только за столиком в другом углу сидели еще двое парней - в почти одинаковых рисунчатых свитерах, толстых твидовых брюках и в мокасинах-лодочках. Они пили коньяк и о чем-то беседовали, мирно посмеиваясь, но однажды, когда Розенбаум передохнул, Сергей вдруг явственно расслышал: "Ну, постучал я его немного об пол мозгами, смотрю, он поплыл, ну, я его по яйцам на прощанье..." - Сергей помертвел, стало тошно, но певец снова застонал. Лилия взяла руку покрепче и, как уже бывало и раньше, незаметно сунула под свой свитер, и все забылось, ушло...

Когда двери открылись, Сергей как раз подносил ко рту стакан, на дне которого еще было на палец виски - Лиля только что вернулась из недельной поездки в Италию на фортепианный фестиваль и завалила его подарками: майками, "лакост", поясами, кассетами и виски, конечно, литровая бутылища "Чивас Ригал"... Двери открылись, но Сергей успел сделать глоток прежде, чем увидел, что там, в дверях.

В дверях стояли двое точно таких же, как те, что сидели в углу, только поверх свитеров на них были еще короткие джинсовые куртки на белом искусственном меху, а в руках у одного "калашников" - и Сергей увидел сразу все: и вытертый местами добела ствол, и сильно ободранный приклад, и странную манеру хозяина автомата держать оружие будто на смотру в строю, перед грудью, стволом вбок, а не на цель - у другого же обрез какой-то охотничьей, видимо, штуки, с узким прикладом, напоминающий дуэльный пистолет.

- Суки! - негромко крикнул тот, что был с автоматом, и тут Сергей тихо поставил стакан на стол и стал поворачиваться к Лиле и успел заметить, что она чуть-чуть приподнялась над стулом, как бы привстала навстречу вошедшим, глаза ее обратились к двери, выражение их было жесткое и спокойное, какое делалось всегда, стоило ей отвернуться от Сергея, а рот приоткрылся, как за мгновение до начала речи, и то, что она приподнялась, было удобно для Сергея.

- Суки! - повторил убийца, Здорово, суки... - и он чуть развернулся в бок всем телом, и короткая, выстрелов в шесть очередь разнесла воздух маленького помещения в пыль. Пустые бутылки от джинов и вермутов полетели осколками вверх к потолку и в стороны, по круглому и не успевшему изменить тоскливое выражение лица бармена хлынула широкой и плоской лентой кровь, он постоял и упал вперед на стойку, калькулятор свалился и скользнул к ногам Сергея. Тут же второй приподнял свое дуэльное оружие, и жуткий грохот заглушил, перебил дыхание, остановил время, один из тех двоих, за столиком, встал во весь рост, вскинул руки, прикрыл ими черно-сизую дыру на месте лба и полетел спиной в стену, ударился в нее, как тяжеленный камень, и остался сидеть на полу, привалившись к деревянной панели.