Нам не дано предугадать

Поближе к вечеру зашла речь о новостях с фронта, как выразился Сергей Александрович. Баба Люба и баба Надя практически ничего не знали. Кирилл приготовился рассказать о последних событиях еще раз, но инициативу взял в свои руки Майкл. Все-таки именно он правнук Якова Реймана. На Майкла с восхищением смотрела Лара Сушкина. Она теперь частенько бывала у Полянских, к радости Михаила Игоревича. Лара ему очень понравилась. Бабушки достали свои альбомы с фотографиями, стали что-то уточнять, делиться воспоминаниями. Кирилл воспользовался случаем и поинтересовался, не слышали ли они что-нибудь о мемуарах старого Якова. Майк вроде нашел несколько листочков, скорее всего, мемуары были. Но где их искать? Любовь Сергеевна развела руками. Она ни о каких мемуарах не слышала. Об этом она уже говорила сыну по телефону. Надежда Сергеевна со вздохом вышла из-за стола и вернулась с папкой, завязанной на тесемочки.

– Прости меня, Любаша, что столько лет молчала и ничего тебе не говорила. Мать моя перед смертью отдала мне записки дяди Яши. Просила их в тайне сохранить и передать наследникам Якова с условием, что записки ничем его потомкам угрожать не будут. В противном случае велела сжечь. В этих записках все рассказано, все, как дело было. Возьми, Майкл, и прочитай вот с этого места. Здесь отмечено.

Кончался апрель сорок пятого. В воздухе пахло весной и победой. Давно, еще в июле 41 года, почти целую жизнь назад, когда меня только отправили на фронт, я запретил себе думать о будущем. Сейчас мысли о возвращении домой терзали меня день и ночь. Сердце билось чаще… Вперед, вперед, на Берлин! А потом – домой!

По пути в Берлин мы остановились в маленьком городке. Меня вызвал к себе командир. Наша команда – Серега, Егорша и я – получила особое задание. В пригороде была обнаружена резиденция местного буржуя, а при ней – лаборатория, напичканная аппаратурой. Нам был отдан приказ разобраться с оборудованием и самое ценное подготовить к отправке в Москву.

Резиденция капиталиста оказалась самым настоящим замком со всеми атрибутами богатой жизни: картинами, статуями, шпалерами. Егорша первый раз в жизни увидел такое богатство, думаю, на всю жизнь впечатлился. Мне посмотреть на все эти сокровища было интересно, но душу это не грело. Не наше это, чужое. Особенно если вспомнить, сколько бедняков трудилось, чтобы так жил один толстосум. Зато в лаборатории я, немолодой уже человек, прошедший войну, пришел в восторг, как дитя малое. Тогда я даже представить себе не мог, каким горем для меня и моей семьи обернется эта остановка в маленьком немецком городке перед самой Победой.