Владимир Ильич ухаживал за ними как мог. Казалось, все случившееся в Лондоне отодвинулось далеко и теперь он дал себе отдых. Он ничего не читал в пути, одни газеты, и то как-то быстро, пробегал страницы, как он сам любил шутя выражаться, «по диагонали». Едва дамы заявляли ему, что чувствуют облегчение и ничья помощь им не нужна, он тотчас оставлял газеты и поднимался на палубу. Там становился у борта и, держась за мокрый от брызг железный поручень, смотрел в изборожденную волнами даль.
Видимо, это только казалось, что он отдыхает. Под нахлобученной низко на лоб шляпой, чтоб ее не сорвало ветром, остро блестели задумчивые глаза.
Он взвешивал в уме все произошедшее. Снова и снова перебирал день за днем все события, приведшие к расколу на съезде. Неотвратимо, как эти серые вспененные водяные валы, надвигались на партию трудные дни.
Стоял декабрь 1903 года. Студеный ветер свистел над Петербургом, ранняя зима выбелила улицы и сады, сковала льдом Неву.
В эти дни из департамента полиции в охранные отделения страны ушла секретная бумага. Директор департамента его превосходительство Лопухин сообщал, что съезд РСДРП искровцы все же собрали. Из сообщения Лопухина видно было, что департамент неплохо информирован.
Перечислив пофамильно каждого делегата с указанием его партийной клички и организации, которую тот представлял на съезде, Лопухин писал:
«Занятиями съезда руководило председательствующее бюро из Ульянова, Плеханова и Красикова, а душой съезда являлся Ульянов, который выработал порядок занятий съезда, новый устав партии и вообще имел решающее влияние…»
Особенно подчеркивалось в записке Лопухина, что на съезде обнаружились несогласия и «существенная рознь» между двумя группировками делегатов.
«Вследствие возникших на этой почве разногласий, — писал Лопухин, — главные цели съезда, заключавшиеся в объединении всех различных социал-демократических групп и организаций, не достигли результата, и после съезда заграничные главари оказались в весьма обостренных отношениях. Ввиду сего от утверждения съездом центральных учреждений партии нельзя ожидать согласованной и существенной деятельности».
В дни, когда эта бумага читалась в охранных отделениях, Глеб Кржижановский на этот раз один, без жены, ехал к Владимиру Ильичу в Женеву. По дороге он остановился в Дрездене и виделся там с Калмыковой.
Глеб за этот год тоже много пережил. Самару ему и Зинаиде Павловне пришлось покинуть из-за преследований полиции. Друзья из железнодорожного управления помогли Глебу устроиться в Киеве. Переехал сюда и Ленгник. На их плечи, как членов нового Центрального Комитета партии, легли нелегкие заботы.
Борьба между большевиками и меньшевиками принимала острые формы, но почти все русские комитеты одобряли решения съезда. А в Женеве большинство оказалось за меньшевиками.
Паспорт у Глеба был подложный, время ограничено в обрез — всего неделька. А в Женеве предстояли важные встречи и разговоры. Поэтому он очень спешил. Калмыкова вцепилась в него, не отпускала, снова и снова заставляла рассказывать о России, о партийных делах, требовала как бы отчета.
— Скажите, пожалуйста, Глеб Максимилианович, что это творится на белом свете?
— Все хорошо, — отвечал с улыбкой Глеб. — И в России все в общем хорошо. Если говорить о наших партийных делах, то почти всюду в комитетах побеждают большевики. Решения съезда встречены с большим подъемом всеми подлинными революционерами. Жизнь кипит!
— Кипит?
— Кипит и бурлит.
— Глеб Максимилианович, вы всегда были романтиком и таким остались, — говорила Калмыкова. — А по-моему, все очень грустно, очень печально. Все было так хорошо, и вдруг… Даже новые словца родились, — горестно разводила руками Александра Михайловна, — большевики, меньшевики. А ведь одни и те же социал-демократы, одни и те же революционеры!
Особенно огорчал Александру Михайловну развал старой «Искры». Вскоре после съезда сложилась такая обстановка, что Владимиру Ильичу пришлось уйти из редакции. Теперь «Искрой» владели меньшевики, в лагере которых оказались и Потресов, и Мартов, и Засулич, и Аксельрод, и даже Плеханов. Да, не прошло и двух месяцев после съезда, как Георгий Валентинович заявил, что не может «стрелять по своим», и перешел на сторону тех, с кем боролся на съезде, стал меньшевиком.
— Как он мог оставить Владимира Ильича! — возмущался Глеб. — И в такой ответственный час!
Александра Михайловна только рукой махнула.
— А вот я не удивляюсь на такой поступок милого Жоржа, — говорила она. — Как вы знаете, они никогда не ладили. Вот и разошлись.
— О нет, — возражал Глеб Максимилианович. — Извините, Александра Михайловна, но у вас очень упрощенные представления о том, что произошло в «Искре», на съезде и что происходит сейчас. Тут дело не в личных отношениях.
— А в чем же? Вот, говорят, в Совете партии, где председателем Плеханов, опять идут страшные схватки. Он против Ленина, Ленин против него!
— Да, мы знаем об этом, — кивал Глеб. — Избранный на съезде Совет партии фактически парализован из-за Плеханова, который ведет себя вызывающе.