Нахимовский Дозор

– Ты можешь и дальше потчевать меня интересными рассказами, – перешел к делу гость, потянувшись к новой лепешке.

– Что же волнует тебя? О чем ты хочешь узнать? – хозяин вновь наполнил до краев пиалу Льва Петровича.

«Ох, лопну! – подумалось Бутырцеву. Он сделал добрый глоток бодрящего напитка. – Но не сразу».

– Интересуют меня, уважаемый, предания и легенды о самых могучих крымских воинах, правителях, волшебниках и колдунах. О самых сильных амулетах, оставленных ими. Спрятанных, захороненных…

– Ты сам не знаешь, чего хочешь, Темный. И ты не понимаешь, что об этом можно рассказывать вечно. Ты не слушал меня. Каждая гора, каждая скала, каждая песчинка на моей земле несет в себе память о великом подвиге, о могучем воине, о бесстрашном герое, об удивительном чуде. О любви и верности, о предательстве и смерти. Были со временем становятся легендами, но я все хорошо помню. Я немало пожил, я видел мертвые тела на полу Тысячеголовой пещеры, что на Чатырдаге, – я воевал с теми, кто погубил прятавшихся там людей. Я видел изрубленное тело Феодоры, царицы Сугдейской, тогда я приходил осаждать Кастель вместе с генуэзцами… – Махсуд замолчал, ушел в себя, невидящим взглядом уставившись в стену. Что еще он видел, перебирая полустертые картинки в своей памяти?

Пауза тянулась, но наконец татарин заговорил:

– Ты мне хотя бы место назови…

Повисла пауза, Бутырцеву не хотелось раскрывать карты, да и из карт на руках были непонятные самому онеры.

– Хорошо, я понял – тебе нужно то, что было вокруг того города, который вы называли Корсунь… – Махсуду было нетрудно догадаться, откуда приехал к нему русский Темный.

– Да, Херсонес…

– …а теперь рядом с ним построили Севастополь. Там, где идет война, что-то происходит? Много Иных собралось в Балаклаве, в долине реки Казыклы-Озень… Чоргунь и дальше вокруг бухт. Ты там ищешь. Я прав?

– Чоргунь? А, понял – Черная. Да, там – в Севастополе и его окрестностях. Я знаю, там что-то спрятано, его многие ищут: Светлые, Темные, Серые… Русские, турки, англичане, французы, даже итальянцы появились.

– Помню я итальянских купцов и их войска: генуэзцы, венецианцы, неаполитанцы… Все искали себе денег, воевали между собой, заключали союзы с ханами и темниками Золотой Орды… – Махсуд опять задумался.

«Не прост старик, как чисто выговорил названия итальянских городов», – отметил Лев Петрович.

– Кадыр тебе нужен, – коротко бросил хозяин, как выстрелил, и пристально посмотрел на гостя. – Точно, Кадыр. Из-за него у вас свары. Вы, христиане, никак не можете разделить этого великого праведника между собой.

– Что за Кадыр такой? Чем славен? Высший? Не слыхал, – пожал плечами Лев Петрович.

– Кадыр, чье имя переводится на твой язык как «Всемогущий», жил очень давно. За тысячу лет до моего рождения. Или еще больше. Мне о нем довелось только предания слышать от стариков, которые им их деды передали от дедов своих дедов. Был он одним учеником пророка Исы ибн Марьям, мир ему. Было тех учеников числом семьдесят, и Кадыр был одним из самых достойнейших. Когда был погублен пророк Иса, сын Марьям, мир ему, рассеялись его ученики по свету, неся учение о Боге в разные земли и страны. И довелось Кадыру сеять Свет в вечном городе Риме. Это было время гонений на учение Исы, мир ему. Схватили Кадыра слуги императора Рима, хотели убить, но ничего не смогли с ним поделать и сослали его в свою дальнюю провинцию – в город Сары-Кермен, камень в инкерманских каменоломнях добывать… – неторопливо повествовал Махсуд. Женская тень опять промелькнула в комнате, сменив остывший чайник на горячий.

– Кадыр от веры своей не отрекся и даже на каторге стал обращать в нее жителей Сары-Кермена, и римских воинов, и всех, кто приходил послушать его. Велика была сила его убеждений, многих он обратил в свою веру. Но не с пустыми руками пришел Кадыр к местным жителям. Был у него амулет Света, который сотворил сам Иса ибн Марьям, мир ему. Амулет этот давал Кадыру такую власть над умами и душами людей, что в иной день он по полтысячи человек склонял к вере своей.

Бутырцев слушал и дивился, как же все переплетено в истории Крыма, узнавая в Исе Иисуса Христа, почитаемого в исламе пророком Аллаха, угадывая в Сары-Кермене, Желтой Крепости, город Херсонес. История родной земли, которую услыхал от отцов, а потом и несколько веков творил древний Иной. Знает ли Махсуд, сколько ему лет? Помнит ли то, что «вспоминает», или пересказывает дошедшие до него мифы?

Иной между тем продолжал: