Я прошел еще немного и скормил сережку канализационному колодцу.
У меня редко возникала необходимость ездить в Нью-Йорк, но сейчас было бы кстати освежить кое-какие связи в тамошнем мире БДСМ. Я надеялся, что у нас с «экзекутором» обнаружатся общие знакомые.
Именно это привело меня в бар «Джей-Джи мелон», что находился на Третьей авеню, неподалеку от ее пересечения с Семьдесят четвертой улицей, на встречу с Харриет Тэтчер. Я знал Харриет с тех пор, как она, совсем молодой певицей, приехала в Голливуд из техасского Сан-Анджело в составе кантри-панк-группы «Fucking Horses».
Тогда ее звали Сара Ли Перкинс, и она, как и коллектив в целом, тут же с головой ушла в работу. Однако одного энтузиазма для успеха оказалось мало. И когда концерты, случавшиеся все реже, прекратились вообще, а двое участников группы решили, что героин веселее музыки, Сара взяла псевдоним Типпи Темптейшн[48] и открыла БДСМ-салон на бульваре Сан-Висенте в Западном Голливуде. Аренда помещения обходилась недешево, однако и оставалось достаточно. Поэтому в Сан-Анджело Сара не вернулась даже после того, как особняк, где располагалось заведение, снесли, освобождая место для нового торгового центра.
Одно время она считалась «свитч» – попеременно становилась то доминантом, то сабмиссивом. Однако потом кто-то решил, что роль доминанта подходит ей больше. Псевдоним Харриет Тэтчер был ее гениальным изобретением, отсылающим сразу к двум знаковым фигурам: Харриет Марвуд[49] – героине скандального романа Джеймса Дженнингса – и «железной леди» Маргарет Тэтчер. Я видел фотографии Харриет Тэтчер в Интернете. Эта дама в узкой юбке, с горящими глазами и с тугим узлом белых волос на затылке, сжимающая в кулаке трость или массажную щетку для волос, способна ввергнуть в состояние благоговейного трепета не только неопытного школяра.
Харриет жила на Семнадцатой улице, неподалеку от ее пересечения с Шестой авеню. В мансардном помещении, которое она занимала, была комната с хорошей звукоизоляцией и лакированным деревянным полом, как в гимнастическом зале. Там Харриет работала. В комнате стояли скамьи, на которых она порола клиентов, и разные приспособления с цепями. У Харриет была страничка в Сети, однако новых людей она пускала сюда крайне редко.
Один тип появлялся у Харриет четыре раза в год и платил ей четыре тысячи пятьсот долларов за сеанс. За час работы с ним Харриет зарабатывала, как шведская медсестра за месяц, притом что и аренда мансарды, и реквизит стоили немало.
– Он директор банка, из Бостона, – рассказывала она. – Женат, есть дети, если не врет. Сценарий изобрел сам. Я кричу на него, он раздевается. Потом – четыре-пять ударов, не больше. Легкие деньги. Он сам за собой подтирает. Надевает миленький желтый передничек, берет тряпку и становится на колени.
В Нью-Йорке я обычно останавливался у Харриет. Сам не понимаю, что нас связывало. Мы вспоминали ее кантри-прошлое. Харриет была мила и остроумна, но БДСМ она интересовалась лишь постольку, поскольку зарабатывала им на жизнь. В этом – наше главное отличие. Я никогда не смотрел на БДСМ как на работу.
После очередного сеанса Харриет переоделась, преобразившись до неузнаваемости. Она распустила волнистые волосы, платье нежного горчичного оттенка в голубой цветочек сидело на ней великолепно. Цвет помады гармонировал с красным пояском, на плечи была наброшена легкая светлая кофта. Харриет походила на девочку-подростка. Верилось с трудом, что эта женщина заставляет взрослых мужчин скулить и ползать перед ней на коленях.
Она пила «Космополитен». Я заказал мартини и «Хайнекен».
Из ящичка рядом с туалетной дверью доносилась песня «Роллинг стоунз», развешенные по стенам картинки с изображениями арбузов придавали залу уютный вид. Мы взяли чили и чизбургеры. Харриет добавила в тарелку каплю табаско и посмотрела на меня:
– Помнишь то место на Третьей авеню?
– Я помню много мест на Третьей авеню, – заметил я. – Какое ты имеешь в виду?
– Между Семнадцатой и Восемнадцатой улицей, – уточнила она. – Входишь – и начинается лестница. Там еще джаз-клуб, не помню, как называется. Из-под пола доносится музыка.
Я кивнул барменше с короткими белыми волосами, чтобы она принесла еще выпить. В прошлый раз, помнится, она была брюнеткой. На вид дама старше меня.
– Они звонили мне много раз, я отказывалась, – продолжала Харриет. – Во-первых, потому, что привыкла получать деньги вперед, во-вторых, они мне не нравятся. У них ужасно грязно, не то что в Лос-Анджелесе. Поэтому я и открыла свое дело…
– Не понимаю, о чем ты, – перебил я.
– Джаз-клуб называется «Fat Tuesday’s»[50], я вспомнила. Они как-то связаны с Новым Орлеаном. Несколько лет назад у них появился странный клиент, который приходит с собственной тростью.
В памяти всплыл мой гитарный футляр. С некоторых пор я с ним расстался – слишком много вопросов вызывал он у окружающих.
– Он был из Швеции, – прервала мои размышления Харриет.
– Что? – Я прекратил жевать и уставился на нее.
Она кивнула: