— Скажи, Александр, если я пойду с тобой, ты ведь захочешь, чтобы я тебе подчинялся?
Александр задумался и ответил:
— Птолемей подчинялся Македонскому. Даже когда стал властителем Египта, подчинялся все равно. Так повелось. Царь может быть только один.
— Ну вот видишь, ничего не получится! — Гард отвернулся, изображая обиду и отчаяние одновременно.
Александр даже вскочил от напряжения.
— Чего не получится-то? Чего?
— Видишь ли, я дал страшный зарок: подчиняться только тому человеку, который победит меня в честном соревновании.
— Ох ты, Господи, а я-то уж думал... — Александр вздохнул с явным облегчением. — Давай подеремся. Может, ты победишь? Я буду драться вполсилы, Гер-шен. Потому что мне очень хочется, чтобы у меня был свой Птолемей.
— Я думал об этом, — вздохнул Гард. — Но ты видел: я дерусь до смерти. Что толку, если я тебя убью?
— Этого бы не хотелось, — согласился Александр. — Может, побежим наперегонки?
— Подойди ко мне, — попросил Гард.
Они встали рядом. Голова комиссара упиралась в подмышку Александра.
— Я ж сказал: соревнование должно быть честным, — снова вздохнул комиссар. — А ты сравни мои ноги и твои. Заяц и олень не могут соревноваться в скорости.
Несмотря на то что его сравнили с оленем, Александр запечалился и снова выпил из бутылки.
— Может быть, устроим гладиаторские игры? На мечах или, если хочешь, на палицах? — без особого энтузиазма предложил он.
—Ты все-таки хочешь, чтобы кто-нибудь из нас кого-нибудь убил? Александр — без Птолемея, Птолемей — без Александра: все — плохо.
Гард и Александр сидели, печально не глядя друг на Друга.
«Пора!» — подумал комиссар. И его лицо осветила счастливая улыбка.
Комиссар подумал немного и сказал:
— Синхрофазотрон.
— Чего? — расхохотался Александр, но потом повторил с легкостью: — Синхрофазотрон. Хорошее какое слово, надо запомнить. А что оно значит?
— Ничего. Я только что придумал.
— Я должен победить, — закричал Александр. — Мне необходим человек, который умеет придумывать такие слова!
И они начали соревнование.
Молчаливые разбойники, повылезавшие из своих нор, с удивлением и интересом наблюдали за происходящим.
Сначала пили по пять глотков. Потом — по четыре. Потом — по три.
После каждого выпивания повторяли радостно:
— Синхрофазотрон.
— Синхрофазотрон.
Разбойникам явно понравилось неведомое мудреное слово. И они начали радостно повторять его.
— Синхрофазотрон, синхрофазотрон, — разносилось по пещере первого века нашей эры.
«Вот ведь как все интересно получается, — думал комиссар. — Соревнуясь с человеком первого века, человек двадцать первого века не может быть убежден ни в своей силе, ни в своем уме, но вот в чем он может быть убежден абсолютно, так это в том, что он больше проспиртован».
Нельзя сказать, чтобы вино вовсе не действовало на комиссара. Он, конечно, немного пьянел, но слово «синхрофазотрон» произносил с легкостью и с первого раза.
А Александр пьянел заметно. И разбойники видели, что их командир уже с большим трудом произносит красивое неведомое слово.
Все были настолько увлечены соревнованием, что не слышали шума, который все отчетливей раздавался перед входом в пещеру.
А если бы услышали, немедленно прервали борьбу пьющих, понимая, что результат ее не будет иметь никакого значения.
«Учитель послал меня действовать, а не быть простым наблюдателем», — думал Барак, прячась от римских легионеров, которые решительно окружали пещеру.
Они знали, где находится шайка разбойников. Они выследили их. И теперь оставалась малость — повязать этих пьяных людей.
Наконец Александр сдался. Проклятое слово «синхрофазотрон» категорически не хотело произноситься.
— Синх... Синхраф... Синхрафза... — промямлил он и захохотал.
Потом допил бутылку, не считая глотков, и крикнул:
— Друзья! Это мой друг! Он победил! Разбойники радостно закричали: им тоже нравился
человек, который смог не только выпить больше, чем их главарь, но и придумать такое волшебное слово.
— Синхрофазотрон, — говорили они друг другу с разной интонацией. — Синхрофазотрон!
И хохотали абсолютно счастливые.
— Мы должны отметить его победу! — закричал Александр. — Вина!
Ниоткуда возникли новые оплетенные бутылки, и вино полилось не рекой — бурным потоком.
— Ты не забыл о своем обещании? — спросил Гард.
— Конечно! — закричал он. — Завтра все идем в долину Эйн-Геди! И никто не спорит со мной! И с моим другом Птолемеем! В долину Эйн-Геди завтра идем все!
Как-то надо было просочиться сквозь строй легионеров и похитить Гершена.
Барак был почти уверен, что у такой большой пещеры непременно должен быть второй выход.
Ему только проникнуть. А там...
Но как проникнешь, когда их там много, римлян, и они смотрят столь внимательно, ожидая, пока пьяные разбойники уснут, и тогда их так легко будет всех связать.
Наконец и к Гарду пришло освобождающее чувство опьянения, когда вдруг начинаешь любить всех и жизнь представляется уже вполне сносной и даже симпатичной. Начинает казаться вдруг, что она вовсе не из испытаний состоит, а из приключений!
Гард не помнил, как уснул прямо за столом. Впервые уснул спокойно, не боясь завтрашнего дня, но даже ожидая его.