Павел спустился к воде, к лодке, поднял и опустил, проверяя, парус, придирчиво осмотрел весла, простукал борта. До Иорданских Людей было сорок семь километров, да до Устья — еще шестьдесят, да вверх по Ховару мимо Заброшенного Поля еще полсотни, а дальше кто знает? И все на веслах, ну, и если повезет с ветром — под парусом. Зато в обратный путь понесет течение и можно будет лежать и смотреть в небо, и думать о чем угодно. Сил на путешествие хватит — Павел присел, уперся руками в изогнутый деревянный нос лодки и без особого напряжения поднял над водой переднюю часть ее тяжелого корпуса. А за месяц можно многое разузнать и все-таки добраться до истоков Ховара. Городов там нет, а если и есть — о них никому ничего неизвестно. После его путешествия незнание станет знанием. Пусть не суждено ему, как апостолу Павлу, чьим именем назвала его мама, нести слово Господне в другие края, пусть даже это знание и не интересует никого, кроме него самого — но, вернувшись, он все-таки расскажет. Сделает подарок Совету. Исправленные карты Лесной Страны — это более достоверные карты. Может быть, когда-нибудь кому-нибудь и пригодятся его путешествия, хотя вряд ли…
А еще одно знание он даст им завтра, в воскресенье, перед тем, как отправиться в путь. Пусть Черный Страж от злости хоть повесится, как Безумная Лариса, или прыгнет с обрыва в Иордан, как Ванда Флоринска (хотя Ванда, возможно, просто оступилась с перепоя) — он, Павел, завтра же в Восточном храме скажет слово о Земле. Если этого будет мало — повторит, вернувшись с Ховара, в Западном храме, и в Северном, и в Южном. В Эдеме, Капернауме, Холмах и у Плясунов. Создателю от этого хуже не будет, да и где он, Создатель? Давно уже и думать не думает о Лесной Стране…
Вернувшись домой, Павел начал собираться в дорогу — укладывал вещи, точил нож, штопал куртку — а вечером сел почитать за столом и читал до тех пор, пока не зазвенели, разбиваясь, стекла и не полезли в дверь парни с перекошенными физиономиями, размахивая палками и автоматами…
Под куртку затекала ночная прохлада. Павел встал, сделал несколько энергичных взмахов руками, походил, разминая ноги, с силой вдавливая в землю подошвы.
Да, Черный Страж опередил его, нанес еще один удар, не дожидаясь воскресенья. Подслушивание разговоров… Так вот зачем он посещает новые строения! Работающие, до сих пор работающие, непонятные ему, Павлу, но понятные Стражу технические устройства предков-основателей… Нетерпимость в вопросах учения о Создателе Мира… Кто он, Черный Страж? Почему такая нетерпимость? Что плохого в знании о действительном существовании в давние времена действительной, а не сказочной Земли? Кому невыгодно подобное знание — Совету? Но Совет — это такие же горожане, возможно, более толковые, но такие же. Стражу невыгодно? Но почему? Непонятно, совершенно непонятно…
И нападение этой перепуганной оравы, натравленной Стражем… Хорошо, что у него, Павла, есть свое особенное оружие, ему просто повезло, что он не такой, что он иной. А почему — иной?
…Все началось восемнадцать лет назад, в августе, спустя чуть больше месяца после того, как пять зажженных мамой и отцом свечей в его комнате с окном, выходящим в Умирающий Лес, отметили пятый день рождения Павла тридцать четвертое июня.
До этого все шло обычным чередом. Павел помнил, как отец, покачиваясь, приходил домой, вытаскивал его из кровати и обнимал, обдавая запахами табака и пива. Отец и тогда уже работал грузчиком на пристани, делом своим был доволен и ни разу не просил Совет перевести его в какое-нибудь иное место, как зачастую поступали другие, отработав на погрузке-разгрузке установленный месячный срок. Дома он и тогда уже редко бывал, предпочитая коротать время в питейке за «подкидным дураком».
Еще Павел помнил, как мама брала его с собой на берег Иордана или в Тихую Долину. Женщины разжигали костер, пели, а малышня возилась в траве, отнимая друг у друга игрушки.