Найди меня Шерхан

— Поговорим? — звучит угрожающе, поэтому я невольно смиряюсь. И вместо того, чтобы отбиваться, позволяю отвести себя в свою комнату.

Однако стоит переступить порог, тут же выдергиваю руки и разворачиваюсь к Арсену, тяжело дыша.

— Ну давай! — он тоже усмиряет сбившееся дыханье. Я замахиваюсь и с разворота бью его по щеке. А потом другой рукой. И еще.

Сама не знаю, чего хочу добиться. Вижу себя со стороны и понимаю, что с таким же успехом могла бы бросаться на Китайскую стену. От бессилия начинаю стучать кулаками об его широченную грудь — тот же эффект каменной стены. Ну что за мужчина непробиваемый, а?

Вспоминаю, что Геннадий Викторович говорил про его плечи и плашмя бью по плечам, а самой становится так обидно и больно рукам, что слезы брызжут из глаз. Арсен ловит мои руки, прижимает к губам ладонями внутрь, и я вижу в его глазах смех.

— Все? Избила меня своими кулачками? Что ж так неаккуратно, теперь они болеть будут, — уголки его губ ползут вверх, и я бессильно отворачиваюсь. Невозможно так, он вдесятеро меня сильнее, мои пощечины для него как комариные укусы.

Но он тут же перехватывает мое лицо своими широкими ладонями и заставляет посмотреть в глаза.

— Теперь слушай меня, Агатка. Да, я просил врача узнать про тебя и Тагира, но это было давно, когда я тебя в первый раз к Генке отвез. Когда Ирму выгнал. Я тебя к Тагиру ревновал до сумасшествия, просто бешено ревновал, Агата. Мы с Демидовым набрались вдвоем, тогда и пришла в голову эта идея дурацкая. И больше я никого не просил, протрезвел и забыл наглухо. Только Гена мужик ответственный, как просили, так и сделал. Я чуть с ума не сошел, когда мне докторша эти писульки свои вручила. А потом второй раз, когда ответы твои прочитал.

Не могу ни вырваться, ни высвободиться, Арсен меня как в тиски взял. Сам говорит быстро, будто я способна раствориться в воздухе и исчезнуть. Наклоняется совсем низко и говорит, касаясь губами моего лица. Меня насквозь пронизывают сладкие волны, но я изо всех сил сопротивляюсь охватившему меня возбуждению. Это все гормоны, это они, а я стойкая и решительная…

— Если бы ты только знала, что это для меня значит, — переходит Арсен на шепот, от которого тело покрывается мурашками. — Что ты только моя, для меня. Агата, девочка моя бриллиантовая…

Мне надо вырваться из плена невозможно сильных рук, но как это сделать, не знаю. Особенно, когда вырываться совсем не хочется, наоборот, хочется отдать ему свои губы на растерзание. Да всю себя отдать, потому что это правда, я — его. И для него.

Поднимаю голову, смотрю Арсену в глаза и говорю беззвучно, стараясь выразительнее проговаривать каждую букву.

«Ты мог спросить меня».

Но он снова топит меня в своих объятиях, шепчет на ухо:

— Как, если ты со мной не разговаривала, Агатка! — короткий смешок и поцелуй в висок, от которого я пытаюсь увернуться, конечно же, безуспешно.

Меня спасает короткий стук в дверь. Арсен кричит, что можно, и на пороге появляются курьеры из службы доставки с напольными вазами, набитыми розами. Я даже рот приоткрываю, когда вижу такое количество, я столько в цветочных салонах не видела.

Они самые разные, от белых с зеленоватыми прожилками до лиловых с завернутыми в отворот лепестками. От такой красоты захватывает дух, я смотрю на разноцветное море роз с открытым ртом.

Арсен пользуется случаем и притягивает меня к себе за талию, наклоняется, целует в затылок. Уворачиваюсь, упираюсь руками в твердую грудь, как вдруг мы оба слышим знакомое шипение — Шерик выглядывает из-за тумбочки и шипит на ноги таскающих вазы с розами курьеров.

Арсен запрокидывает голову и начинает смеяться. Причем смеется долго, чуть ли не до слез. Поймав мой удивленный и по-прежнему обиженный взгляд, объясняет:

— Ты сейчас точно, как твой кот: шипишь, царапаешься и хвост трубой, — а потом топит лицо в волосах и добавляет низким полушепотом. — Шерханка моя, ты только моя, слышишь? Никому не отдам…

Он вжимается в меня со спины, и я чувствую, как крепнут и твердеют его намерения. Он дожидается, когда за курьерами закрывается дверь, и разворачивает меня лицом к себе. Берет за подбородок, подтягивает выше.

— Замуж за меня выйдешь, — не спрашивает, утверждает, — как только этого урода Мансурова найду.

Приближает ко мне лицо, обхватывает губами губы, и тут раздается всплеск, глухой стук и истеричное мяуканье. Это Шерик перевернул вазу с цветами, на него вылилась вся вода, а сверху еще и цветами присыпало.

Бросаюсь на помощь и слышу, как негромко матерится Арсен. Он зовет горничную, и пока я вытираю полотенцем котенка, та убирает воду и приносит новую вазу. Внезапно меня осеняет.

Беру блокнот и, поудобнее перехватив полотенце с Шериком, пишу:

«Я хочу, чтобы мне на дверь поставили замок».

Арсен читает и хмурится, сведя брови к переносице. А потом поднимает удивленное лицо и говорит с улыбкой:

— Значит, ты отменила свой бойкот, Агатка? Ты теперь со мной разговариваешь?

Я беспомощно моргаю и сильнее прижимаю к себе надутого и недовольного Шерика. Выходит, что так.

***