Найди меня, любимый

За три года, прошедшие со времени последнего посещения детьми Равиндзары, дом преобразился до неузнаваемости. К нему подъехали со стороны моря. Проскакав по поросшей вереском пустоши, они въехали в парк по аллее. Вокруг дома были разбиты небольшие садики, по которым замысловатыми узорами разбегались посыпанные галькой дорожки. Вдоль них проходили живые изгороди. Дорожки вели к розариям или фонтанам со скамеечками, спрятанными за разросшимися кустами.

Фронтон украшали окна-витражи. Парадный подъезд выходил к морю. Окна, смотрящие на запад и восток, тоже были очень высокими и большими. Орнамент витражей был выполнен по восточным мотивам. Все это огромное количество стекла служило тому, чтобы центральный холл освещался солнцем целый день — с рассвета до заката. В западном крыле работу почти завершили, а на следующий год, как гордо заявил хозяин, предстоит закончить строительство и ремонт восточного крыла.

Не успели путники спешиться, как к ним подошли конюхи. Слуги тут же увели лошадей. У Лили возникло странное чувство, будто она вернулась домой. Если не считать кое-какой новой мебели, в холле все осталось по-прежнему. Турецкие красно-голубые ковры покрывали пол. Гобелены и картины висели на стенах. На дубовом столе красовались темно-красные розы в высокой вазе. Служанки разжигали огонь в огромном камине.

Но радость Лили мгновенно поблекла, едва она увидела Гонорию. Госпожа Пенморли встречала их у подножия широкой каменной лестницы, словно она уже была хозяйкой Равиндзары. Наряд ее, как обычно, говорил о хорошем вкусе леди. Изящным жестом она пригласила всех в дом. Ее фарфорово-белые щеки окрасил легкий румянец, а губы сложились в дружелюбную улыбку. Затем Гонория с мученическим видом вздохнула, обвела печальным взглядом большой зал и сообщила, что, пока Квинта была в отъезде, ей приходилось постоянно наведываться в Равиндзару, чтобы слуги не распустились. По тому, какой взгляд бросила на Гонорию служанка, Лили поняла, что эта хрупкая дама — воистину железная леди, если дело касается дисциплины. Леди Пенморли, видимо, была уверена, что Равиндзара скоро станет ее домом. Она двигалась по залу с непринужденностью хозяйки. Даже Квинта не выдержала и хмыкнула, когда Гонория принялась отчитывать одну из девушек, пролившую вино на стол.

От Лили не укрылось и замешательство, отразившееся на лице леди в тот момент, когда она узнала прибывших с Валентином гостей. И это замешательство стало для нее добрым знаком. Гонория узнала ее не сразу. А Лили вела себя уверенно. Ей необходимо было доказать леди Задаваке, что испуганной девочки больше нет.

Лили нисколько не пожалела о том, что Гонория покинула дом вскоре после приезда хозяина. Предложение Валентина сопровождать ее было принято с радостью. За сим последовал извиняющийся взгляд, призванный убедить приехавших с капитаном в том, что он с радостью готов пренебречь обязанностями хозяина ради счастья проехаться вместе с Гонорией. Бедняжке было невдомек, что Уайтлоу сообщил своим спутникам, что ему нужно съездить в Пенморли-Холл — навестить сестру и зятя.

Лили вспоминала прощание с братом и сестрой. Они стояли перед домом и махали руками, Раф лаял, Колпачок верещал. Тристрам вначале очень расстроился, когда Валентин отказался брать его с собой. Но потом, когда мальчика убедили, что он остается за старшего, тот смирился. Квинта и Артемис стояли рядом с детьми, сэр Роджер чуть поодаль, за их спинами. Странно, но четче всего девушке запомнились лицо Гонории и ее недобрая улыбка.

В Фалмуте они сели на корабль и без дальнейшего промедления отплыли на запад. Плавание проходило спокойно, может быть, даже слишком спокойно. Ветер надувал паруса, «Мадригал» летел к острову как птица.

Лили взглянула на Валентина. Здесь, в тропиках, не было, нужды носить камзол и жилет. Сейчас он был в белоснежной рубахе с распахнутым воротом и широкими рукавами, закатанными до локтей. Черные волосы его отросли, и, чтобы густые кудри не мешали ему, Валентин делал хвост. Он походил на пирата, что вполне соответствовало мнению о нем испанских моряков. Лили знала, что у них есть все основания относиться к нему с опаской. Достаточно было заметить этот дьявольский блеск в его глазах.

Губы у Лили дрогнули, стоило ей лишь подумать о холодности, а может, и безразличии, с которыми Валентин относился к ней в пути. Ни разу он не искал ее общества, ни разу не пригласил на разговор. Он вел себя с ней так, будто они были совершенно чужие люди. Иногда Лили казалось, что все было лишь сном — его объятия, его поцелуи.

Валентин никогда не вспоминал ту встречу на ярмарке. Быть может, для него во всем этом не было ничего особенного. Все забылось и рассеялось словно дым. Как только он узнал, что его Франциска оказалась Лили Кристиан, он потерял к ней интерес.

— Ты ведь любишь его, да? — спросил Саймон. Не было смысла отрицать своих чувств к Валентину. Любовь читалась в ее глазах, стоило ей лишь бросить взгляд в сторону Уайтлоу-старшего.