Я обнимаю его, а он не отстраняется. Он держит мое лицо в своих ладонях, как могла бы держать мама, только у него шершавые, сильные пальцы. И я закрываю глаза и перестаю сдерживать эмоции.
– Ты видел Элиота? – спрашиваю я, немного успокоившись.
– Да, Кеннеди. Он помнит лишь фрагменты, обрывки той ночи. Помнит звук выстрела. Помнит ощущение ужаса. Когда мы стали расспрашивать его, он закрылся, ушел в себя. Извини. – Джо опускает веки, будто тоже хочет спрятать эмоции. – Но он подтвердил, что ружье хранилось в сейфе в шкафу. А когда услышал твою версию произошедшего, согласился на гипноз или какую-нибудь еще терапию. Чтобы попытаться восстановить события. Теперь надо ждать, пока криминалисты поработают в доме. Ведь прошло много времени.
А я так надеялась на чудо. Надеялась, что Элиот все вспомнит. А ему все сразу же поверят. Но пусть хоть так. Ведь это только начало. Джо уводит меня, подталкивая в спину.
– Поедем домой, – говорит он.
Я смотрю, как ветер шевелит белые стены палатки. Джо идет на парковку, где дежурит полицейский. Останавливаюсь, и Джо оборачивается.
– Подожди, я должна увидеться с Ноланом, прежде чем мы уедем.
Джо так и стоит, не вынимая рук из карманов, смотрит на палатку, где все собрались.
– Ему понадобится время, Кеннеди.
А я вспоминаю, как было со мной, как я часами ждала в госпитале, а никто не появлялся. Как я оставалась одна в доме Джо – и снова никто не появлялся. У меня были только время и пространство – бесконечные, гулко отзывающиеся пустотой.
– Ты не прав, Джо.
Внутри этой палатки сейчас Сумеречный дом, наполненный ужасами, которые Нолан не мог и вообразить. Он остался с ними один на один, уж я-то знаю. Он столкнулся со всем, с чем только можно. Он представляет, как его брат падал, как извивался там внизу и звал на помощь. И думает о том, что мог сделать, чтобы это предотвратить. Сейчас его переполняют все эти «если бы». Он будет закрывать глаза и видеть только эти мгновения. И ничего больше. Я прошла через это. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы люди, оставшиеся по ту сторону, перестали мне являться.
– Я должна остаться. Ты подождешь меня?
Должна, даже если Нолан пока не видит меня.
– Конечно, Кеннеди.
А когда я отворачиваюсь, Джо наклоняется и спрашивает меня едва слышно:
– Как ты нашла его? Откуда узнала, где надо искать? Это останется между нами.
Я отстраняюсь и смотрю ему прямо в глаза.
– В сигнале была подсказка. Я говорила тебе. Этот сигнал был для нас.
И я вижу, как Джо старается мне поверить. Надеюсь, у него получится.
44
Нолан
На службе очень много людей. Все места заняты, люди стоят вдоль стен. Серо-черное марево. И хотя они пытаются разговаривать шепотом, все равно висит непрекращающийся гул. Я не в состоянии выделить в толпе хоть одно отдельное лицо. Все хотят выразить соболезнования, хотя прошло два года. Всем этим людям не хватало его. И сейчас не хватает.
Наш дом погрузился во мрак. Прошло три дня с тех пор, как мы нашли Лайама. Как наступил конец.
Люди приходили и уходили: полиция, детективы, агент Лоуэлл. Они открывали дело против Майка. А все подъезды к дому заняли телевизионные фургоны. Еще один, до этого неизвестный нам, источник суматохи. Мне бесконечно задавали вопросы, а родители сидели рядом. Меня просили повторить, что именно сказал Майк, что могло бы послужить уликами. А я слышал их слова как сквозь стеклянную стену, как с другой стороны пропасти.
Я все время возвращался в тот самый день. То утро, у умывальника, когда Лайам порезался, уронил станок, когда капнула кровь. Почему он ничего не сказал мне? Ведь я был рядом. Если его что-то беспокоило, почему он не поделился со мной?
Пробиться через марево удается агенту Лоуэллу. Вчера, когда родители уехали улаживать последние формальности по церемонии, он поговорил со мной.
– Понимаешь, Нолан, здесь много факторов. Мы задержали Майка по обвинению в покушении на убийство. Покушении на тебя. Сделали это на основании твоих показаний и показаний Кеннеди. Но нам нужна информация. Может, он успел сказать тебе о Лайаме еще что-нибудь?
У них нет доказательств. Вот что он пытается до меня донести. В нашем распоряжении только мои показания и показания Кеннеди. А остальное очевидно, но недоказуемо. Единственный, кто знает, что произошло в тот день, – это Майк. Майк сказал, что Лайам не умел держать язык за зубами. Но это неправда. Что бы тогда ни волновало Лайама – ведь не зря у него дрогнула рука, и он порезался, – он не проговорился. И поехал на пикник. А там, видно, столкнулся с Майком.
А дальше можно только предполагать: Майк забрал Лайама с Колби из парка, привез их на карьер и столкнул Лайама. Заметил камеру и извлек запись. И хранил ее два года, пока не узнал, что землю купил застройщик. А чтобы обезопасить себя, послал кадр с записью Эбби, бывшей девушке Лайама. Так расследование получило новый виток.