Найди меня

Когда я поняла, кто мой охранник? Два, может, три года назад. Когда он наконец со мной заговорил. Поначалу он носил черную балаклаву, тыкал меня электропогонялкой и не произносил ни слова. В балаклаве имелась прорезь для рта; и в ней его губы казались женоподобными, несмотря на щетину. Препараты, которыми он меня пичкал, были настолько сильными, что мне было уже все равно – он так он. Отец сразу раскусил его. С первой встречи. Один только Джар был слеп. Мне так жалко Эми. Она тоже настрадалась от него?

Он не разрешает мне называть его Мартином. Он – мой «охранник». Но в приливе сил я обращаюсь к нему по имени. И он приходит из-за этого в бешенство. Отбирает у меня еду, запихивает в рот таблетки, от которых мои пальцы скрючиваются как личинки мух, а стены камеры сдавливают тело так, что становится тяжело дышать. Но я не собираюсь играть в его игры.

94

С его последнего визита в дом Эми и Мартина прошло время. Но память не подвела Джара, и по его указке Макс вырулил на Холл-роуд, оставляя позади приморскую часть Кромера. Проехав с милю, «Лендровер» нырнул под железнодорожный виадук. И Макс по просьбе Джара сбавил скорость. Ярдов через пятьсот дорога свернула налево. Джар попросил Макса ехать еще медленнее. «Дом Эми и Мартина должен быть где-то справа», – подумал он. И тут же заметил его – частично скрытый за деревьями, дом стоял в стороне от дороги, в конце подъездной аллеи.

– Проезжай чуть дальше, – предложил Джар. – Если мы припаркуемся где-нибудь здесь, я пройду назад пешком.

Джар придумал, что позовет Макса и Карла только после того, как убедится, что Эми дома одна. Судя по записям в журнале, в эту пору дня Мартин должен быть на велосипедной прогулке. Джар позвонил в звонок на двери и, если ему вдруг откроет Мартин, он скажет ему, что приехал попрощаться. Наплетет что-нибудь про отъезд заграницу: он-де прочитал Розин дневник и наконец смирился с ее смертью; Роза в прошлом, ему нужно жить дальше.

– До пирса отсюда неблизкий путь, – сказал Макс, съезжая на обочину и останавливаясь в нескольких сотнях ярдов от дома. В голосе Макса сквозила усталость. «Еще бы, три часа за рулем», – подумал Джар.

– До пирса минут двадцать ходьбы, от силы полчаса, – уточнил он, стараясь не думать о Розе, бредущей по дороге в ту страшную ночь и не подозревавшей о том, что за ней на машине, замыслив недоброе, следует Мартин. Со словами «Я вам позвоню» Джар вылез из «Лендровера».

– Будь осторожен, как бы Мартин не проявил агрессии, – сказал Макс. – Как его дружок.

– Его не должно быть дома, в это время он обычно катается на велосипеде.

– Может, мне все-таки пойти с тобой? – предложил Карл. – На всякий случай?

– Я вам позвоню.

Через пять минут Джар стучал в парадную дверь. Он слышал, как кто-то надевает на дверь цепочку. А потом женский голос задал традиционный вопрос:

– Кто там?

– Это я, Джар.

Дверь приоткрылась, все еще на цепочке. И Джар приветливо улыбнулся Эми. Выглядела она ужасно, хуже, чем когда-либо: под глазами были темные круги, на лице тяжелый макияж, взгляд отсутствующий, полуулыбка рассеянная.

– Мартин дома? – спросил Джар.

Эми замотала головой:

– Он уехал на своем велосипеде. – В приглушенном голосе Эми звучала отрешенность.

– Можно мне войти?

Эми сняла цепочку с двери, впуская Джара в дом и сразу же запирая за ним дверь. Кончики пальцев у нее почему-то были черные.

– Я прочитала его после того, как послала тебе.

Джар кивнул, не зная, что сказать в ответ, и пытаясь определить, что теперь Эми думала о человеке, с которым делила дом – и жизнь – последние двадцать лет. После того как узнала о камерах в гостевой спальне, лаборатории на бывшем аэродроме, экспериментах по формированию приобретенной беспомощности? По крайней мере, она не видела видео и, должно быть, не подозревает, что связанной «сучкой» была Роза.

– Скажи мне, что это все выдумки, – проговорила Эми, направляясь на кухню.

Джар следовал за ней. Время еще было не для чаепития, но на буфете уже стоял полупустой стакан, а рядом с ним – початая бутылка водки. На столе лежало несколько рисунков углем – штрихованные поперечными штрихами сцены насилия, а на полу валялись шарики скомканной бумаги.