Несмотря на трезвый расчет, я растаяла. Его прикосновения были зависимостью, а зависимость не становится менее желанной, когда к ней присоединяется боль. Он поцеловал меня и его губы были наступлением света после жизни во тьме. Это свечение причиняло боль, но не такую же, как мысль о жизни, потраченной впустую в темноте.
Я заставила себя отступить, прежде чем развалюсь на кусочки у его ног. Я убрала его руки со своих бедер и сказала:
— Позже.
Позже, когда я смогу держать себя в руках. Мне просто нужно было засунуть все эти эмоции и воспоминания в коробку и запрятать ее в самые глубины своего разума. Тогда все сможет пойти по — старому.
Я увидела, как его глаза опустились к моим губам, и поняла, что он обдумывал, поэтому двинулась к двери, оставляя между нами несколько футов.
— Разлука усиливает любовь, — сказала я.
Я повернулась к дверной ручке, и он прижал меня спиной к своей груди.
— Не думаю, что мог бы любить тебя еще больше.
Мы снова пошли по Дороге любви к городу Манарола. Когда мы проходили мимо нашего замка у входа в тоннель, он крепко прижал меня к своему боку и поцеловал в висок.
Удобная тропинка довела нас до деревни в течение десяти — пятнадцати минут. Манарола возвышался на каменистом выступе справа от береговой линии. Этот город был даже живописнее, чем Риомаджоре, и, казалось, был больше зависим от моря, чем первая деревня. Куда бы мы не поворачивали, везде были лодки, даже если мы и не спускались к воде.
Мы перекусили самым вкусным во время нашего путешествия мороженым в пятизвездочном «Terre Gelateria e Creperia». Другая пара показала нам, как пройти к месту для купания, которое располагалось внизу у камней. Улицы городка круто шли вниз, пока мы добирались до порта, и место, которое упомянула пара, было настоящим бассейном, окруженным камнями. Судя по темно — синей воде в центре, я бы сказала, что было достаточно глубоко. Мы могли сами спуститься по камням либо по лестницам, которые вели к океану. Был теплый летний день, и у воды уже было достаточно туристов. Я увидела, как очень бледный белый мужчина лет сорока раздевался прямо у камней, чтобы сменить свою одежду на плавки.
Хант зарылся лицом в мои волосы и засмеялся.
Мы знали, что в других деревнях были еще места для плавания, поэтому решили пройти это место и продолжить исследовать.
Тропинка, которая вела из Манарола до Корнилья, это третья деревня, не могла не отличаться от Дороги любви. Она больше была похожа на настоящую экскурсию, уходя от берега к каменистым холмам. В конце концов, камни уступали зеленым полям с лимонными и оливковыми деревьями, а также с виноградной лозой и полевыми цветами. Запах морской соли смешивался с запахом цветов и, когда Хант поймал меня на том, что я несколько раз втягивала воздух, он рассмеялся.
Я тоже рассмеялась и толкнула его.
— Что? Пахнет хорошо.
Он поцеловал меня в плечо и сказал:
— Ты пахнешь хорошо.
Каждый раз, когда он говорил что-то такое, в моей груди формировалась боль. Не в моем сердце. И не в легких. В пустых местах. Как ощущение боли в ампутированной конечности; болело в тех местах, где я потеряла кусочек себя.
Когда мы приблизились к деревне, то смогли увидеть, что она располагалась над камнями. Как оказалось, в конце тропинки была длинная лестница, которая вела в деревню. И, судя по нашему недавнему опыту с невероятными ступеньками в Гейдельберге, я достаточно понимала, что добираться до деревни будет трудно.
Я посмотрела на Ханта.
— Даже не думай снова притвориться, что подвернула лодыжку. Тебе меня больше не провести.
Я улыбнулась:
— Я никогда не пользуюсь дважды одним и тем же приемом, милый.
Отчаянно желая избежать ступенек, я начала присматривать другой путь, чтобы добраться до деревни. Может быть, поезд или фуникулер. Вместо этого, я наткнулась на какие — то написанные вручную на камне надписи «Пляж «Гувано» со стрелочкой. Слово "секрет" было написано прямо над «Гувано», и я решилась.
— Джексон! — крикнула я. Он подошел, и мы оба проследили за направлением стрелочки.
Но сразу стало ясно, что стрелочки было недостаточно, и мы понятия не имели, куда идти дальше. Мы подошли к стоящему рядом дому, на крыльце которого стояла ссутулившаяся, приводящая в порядок крыльцо, женщина.
Хант попытался заговорить с ней, но она не говорила по-английски.
— «Гувано», — произнесла я.
Выражение ее лица изменилось, ее рот приоткрылся в форме буквы "о" и она кивнула. Она указала нам рукой обойти дома, а затем показала нажать кнопку.
Мы стояли не уверенные, и она показала с помощью метлы, чтобы мы уходили.
— Эм... хорошо.
Хант взял меня за руку и мы вместе прошли за домами по когда — то крутому уклону, пока не нашли старый заброшенный железнодорожный тоннель. Еще одна неразборчивая надпись сказала нам, что до «Гувано» надо пройти через тоннель. Мы нашли кнопку, о которой, должно быть, упоминала женщина, и над кнопкой было написано "Фонари" на итальянском и на английском. Хант нажал на кнопку, но ничего не произошло. Он снова нажал, опять ничего.
— Давай я попробую.
Тьма кромешная.