– Как и большинство принципов и жизненных установок, отношение к деньгам формируется в детстве. Какая была семья? Какой доход? Как жили и что говорили? Родители с мизерной зарплатой, постоянные запреты, ограниченные возможности, разговоры о том, что все богачи – ублюдки, что честно больших денег не заработать – вкупе это рождает зависть, злость и уныние. Вот тебе и старт будущих воров и проституток. Ими становятся, конечно, не все, а лишь те, кто хочет быстро вырваться из узкого финансового коридора и у кого достаточно смелости или ярости, чтобы доказать свое превосходство. Но в целом деньги для многих означают безопасность, а это то, к чему в принципе стремится каждый человек. Также они могут олицетворять потребность в любви, власти, свободе, – Мнац загибает пальцы, – а иногда и все разом.
– Окей, – задумчиво киваю я, – то есть, получив определенную сумму и заработав на желаемый образ жизни, чисто теоретически, те же проститутки или воры выходят из игры?
– Не-а… – хмыкает он, – привыкают, втягиваются, хотят больше. Потребности растут пропорционально доходу. Они пытаются закрыть детские травмы, но без проработки или переосмысления это практически нереально. Рюк, вот что ты получал на Новый год в детстве? Ммм… скажем, лет в десять.
Приходится напрячь память. Новый год – один из моих любимых праздников. Большая нарядная елка в гостиной, глубокая хрустальная ваза с конфетами на столе, походы всей семьей на каток, в кино и, конечно же, подарки – от мамы, папы, бабушки, тети Жанны, крестной… У меня обычно было столько коробок, что я мог распаковывать их до конца января, если выбирать по одной в день. Нахожу в воспоминаниях фрагмент тринадцатилетней давности. Мама закрывает ладонями мои глаза, а папа ведет за руку в комнату…
– Комп и кучу дисков с играми, – отвечаю я.
– Видишь, тебе повезло. А кто-то получал шоколадку или вообще ничего. Кто-то пьяную ругань родственников или свежие полосы от ремня.
– Но это…
– Ты не сможешь их понять, – перебивает Мнац, – но попробуй представить. Вокруг дети, и у них есть все: игрушки, красивые шмотки, гаджеты, сладости, а у тебя нет. Ты приходишь к родителям и говоришь свое «хочу», а они в ответ: «У нас нет на это денег». Что бы ты чувствовал?
– Не знаю. Расстроился бы, наверное.
– А теперь представь, что этот разговор повторяется много лет подряд. Добавь в него такие фразы: «Мы тебе что, миллионеры?», «Думаешь, зарабатывать деньги легко или мы их на принтере печатаем?» Дополняем это недостатком родительского внимания, буллингом со стороны сверстников и получаем нехилую психологическую травму. Мозг фиксирует установку «Нет денег – плохо, есть деньги – хорошо». И вот ребенок вырастает, и перед ним три пути: не делать ничего, оставаясь на прежнем уровне, как и родители, пойти сложным и, вероятно, долгим путем развития или… не самым легким, но зато быстрым и эффективным. Скажи с ходу, где крутятся самые большие деньги?
– Криминал.
– Закончи фразу, «Не разведешь…
– …не проживешь», – тихо договариваю я.
Мнац салютует мне бокалом:
– Вот тебе и ответ.
– А это лечится?
– Все лечится, кроме рака четвертой стадии, – грустно улыбается он. – А к чему ты вообще спросил?
Вздыхаю и почесываю лоб:
– Да я тут с девушкой познакомился…
– И кто она – воровка или проститутка? – серьезно спрашивает Мнац.
– Стриптизерша и эскортница.
– Не самый запущенный случай.
– Думаешь?
– Знаю.
– Это ты из своего психоэкстремального опыта говоришь?
– Она тебе сильно нравится?
– А чего ты такой спокойный? – удивляюсь я. – Даже ржать надо мной не будешь?
– Не вижу здесь ничего смешного, кроме того, что ты переводишь тему.
Черт! Иногда Мнац меня по-настоящему пугает. Такой проницательный, что хочется бежать и не оглядываться.
– У нее вроде как есть парень! – Я провожу языком по зубам, ощутив неприятную вязкость во рту. – Пока сам не понимаю, она мне реально нравится или это просто мимолетное увлечение.
– Эскорт и парень? Попахивает брехней.
– Да! Вот и я так подумал, но она была очень убедительна.
– Значит, эмоциональная привязанность у них не на чувствах.
– Это как?
– Привычка, комфорт, стабильность. Они вместе, потому что это удобно обоим либо врут друг другу, защищая свои личные цели. Возможно, абьюз или связь на основе обязательств. Но это так, предположения.
– Сложна-а-а… – тяну я, глядя вверх.
– Хочешь дружеский совет?
– Давай!
– Пока не вляпался конкретно, лучше беги от нее. Кроме головняка и парочки горячих вечеров вряд ли получишь что-то еще.
– Тут есть проблемка – нам придется вместе работать. Я ставлю шоу-балет для клуба, где она танцует.
– Шоу-балет для стриптиз-клуба? – усмехается Мнац. – Вот это уже смешно. Ты и на шесте вертишься?
– На пилоне, – недовольно поправляю я.
– Что ты за человек вообще?
– Я человек искусства!
Мнац прищуривается и склоняет голову:
– Поставить тебе диагноз?
– В жопу себе его засунь.
Друг ухмыляется и вздыхает, возвращая на стол бокал:
– Рюк, если серьезно, то лучше не пытайся спасти того, кто об этом не просил. Я этого говна уже нажрался, поверь, приятного мало.