Найдется добрая душа

— Опять не понимает, — вздохнул Гриша. — Патлы отрежешь, вот зачем!

— Ну, почему так грубо: патлы? — вступился я. — Твои золотые кудри, Слава, надо укоротить. Сделать спортивную полечку.

— Да, — согласился Ленька, — твои кудри — проклятое наследие Мятежного. А с этим, Слава, надо решительно покончить.

— Ну, хорошо, хорошо, как скажете. Вы тут, в Москве, все знаете…

Кто-то включил репродуктор, куранты как раз били полночь, и мы стали разбирать постели. Один Кустиков растерянно стоял посреди комнаты, хотел о чем-то спросить, но, кажется, стеснялся.

— Тебе куда ехать-то? Где остановился? — спросил я.

— А нигде. Я к вам прямо с Белорусского. Рюкзак и еще чемодан оставил в камере хранения, а рукописи с собой взял, чтобы не пропали, в случае чего.

— Что же нам с тобой делать? — спросил Ленька. — Койки узкие, вдвоем не поместимся. На полу вот если? Постелить, правда, нечего…

— Да и засекут на полу сразу же, если проверять заявятся. Нет, на полу никак, — рассуждал Гриша.

В общежитии у нас, бывало, не раз ночевали наши гости: приезжавшие откуда-нибудь из глубинки родственники, Гришины однополчане, какие-то случайные молодые люди, проявившие к нам повышенный интерес и сами что-то пишущие, устраивались на свободных кроватях, а утром исчезали, порой навсегда. Но недавно, под угрозой исключения из института, нам запретили оставлять в общежитии посторонних. И по ночам иногда являлась проверка — комендант, дворник и участковый.

В том, что Славка должен остаться, сомнений не возникало. Но куда его класть, если, на беду, все койки сегодня заняты?

— Ну, пусть со мной ложится, — предложил Мишаня. — Я места совсем мало занимаю. Поместимся как-нибудь.

— Да не беспокойтесь вы! Не надо никуда меня класть. Вы ложитесь, а я так, за столом просижу. Просижу, если вы не против…

«Значит, мы будем спать, а он сидеть в темноте за столом, вот тут рядом? Нет, за кого же он считает нас?»

— Эх вы, творческие, с позволения сказать, люди! — саркастически произнес Борис. — Прошли фронты и войны, а элементарную задачу для детей младшего возраста решить не можете. Учитесь, юноши!

Он распахнул наш огромный шкаф, рванул из-под своей постели запасной матрас, подушку, простыню и скрылся в шкафу. Появившись оттуда, сказал Костикову:

— Лезь, примеряй ложе. Сам король Людовик Великолепный не имел такого. Впрочем, если верить некоторым источникам, король возлежал на таком, но только по большим праздникам.

Кустиков, сияющий и веселый, под общий смех улегся в шкафу и как раз там поместился. Борис мгновенно прикрыл створки, прислонился к ним и торжествующе оглядел нас:

— Никакая проверка не догадается. Понятно? Все вас учить надо, все подсказывать, все воспитывать!..

— Ты, Боря, все же человек гениальный! — возгласил Мишаня.

— Это широко известно, юноша, — небрежно ответил Борис, надел свое пальтишко, кепчонку и поднял воротник. — Ухожу от вас в ночь. И если приедет ко мне герцогиня де Шаврез, скажете: не принимают! Будет умолять, стойте на своем — нет и нет! И если начнет рвать на себе волосы, скажете: отбыл к герцогу Бургундскому!

Он козырнул, круто, по-военному повернулся, пристукнув кирзовыми сапогами, и вышел.

Почти каждый вечер он уходил бродить в одиночестве по Тверскому бульвару. И перед уходом непременно объявлял о таинственной герцогине де Шаврез. То герцогиня должна была приехать в карете к нам в общежитие, то говорил, что сам отбывает к ней, а если его спросит герцог Нормандский, пусть не ждет, а немедленно отправляется в монастырь святого Франциска: он знает зачем!..

Сначала мы посмеивались над этой детской игрой, потом привыкли и, как-то незаметно, включились в нее, сообщали Борису всякие подробности о пребывании у нас герцогини, о тайных беседах с ней разведчика Гриши, а также о появлении в алом плаще и со шпагой неизвестной фигуры, безмолвно удалившейся в сторону бульвара.

…Утром, когда мы проснулись, шкаф был пуст. Мы собирались на лекции, гадали, куда же девался наш гость, сожалели, что от вчерашнего пиршества не осталось ничего на завтрак. И тут в комнату ворвался Кустиков.

— Я торопился… Успел все-таки, очередь была, ребята. — Из своего чемоданчика он стал выгружать хлеб, масло, сахар, колбасу. — Давайте завтракать будем…

— Завтракать, пожалуй, будем, — согласился Борис. — Но благотворительность нам не подходит. Спасибо, конечно, за все, только разорять тебя мы не будем.

И все почувствовали себя неловко. Ну, для первого знакомства, скажем, он мог нас угостить. А так вот, каждый день…

Мишаня между тем принес чайник, и ребята стали молча садиться за стол. Сел и я, думая, что надо покончить с этими угощениями и что-то сказать Кустикову. Но Ленька меня опередил:

— Через день стипендия. Скажешь, сколько мы за все должны. И больше ничего не вздумай покупать. Понял?

Кустиков добродушно посмотрел на Леньку, сказал негромко: