Наглый (СИ)

Через десять минут, Максим сидел у меня на кухне и молчал, глядя на свои сбитые до крови руки. Я поставила чайник, принесла свой тоник (перекиси не оказалось, а он содержит спирт) и ватные диски, начала аккуратно протирать ссадины и дуть, когда он кривился.

— Я сегодня с твоим отцом разговаривала. — Говорю, когда осторожно стираю кровь с разбитой губы.

— Знаю. Он звонил. — Кривится и шипит, уворачивается. — Я его видел, когда он из школы выходил.

— А ты, значит, был в школе?

— Был. — Кивает.

— И за мной шел?

— Да.

— Зачем?

Он отводит глаза в сторону и сжимает губы в твердую линию.

— Зачем ты за мной шел? — Повторяю свой вопрос.

— Провожал. Чтобы с тобой ничего не случилось, ясно? — Он берет мою руку, в которой ватный диск, отводит от своего лица и поднимается, оказываясь выше меня на голову. — А вот какого хера ты пошла через эти гаражи? А если бы я не успел? — Он злится. Берет меня за плечи и немного трясет. — Чтобы больше никогда там не ходила, даже днем!

— Ты мне приказываешь?

— Я тебя прошу. Я так испугался, когда увидел, что этот мудила тебя лапает. Убил бы тварь! — Он обнимает меня бережно, но крепко, стирая еще остававшуюся до этого дня грань отношений «учитель-ученик». — Пообещай мне. — Просит. И так смотрит в глаза, что я согласно киваю.

Я отстраняюсь.

— Нам нужно поговорить, и серьезно. Но сначала ужин.

[1] Аппарат Илизарова — специальное приспособление, предназначенное для длительной фиксации фрагментов костной ткани.

Глава 11

Максим ест нехитрый ужин из овощного салата и спагетти с сыром, в то время, как я ковыряю вилкой, размазывая содержимое по тарелке, и смотрю на него. И думаю. Ну что у нас может быть? Между нами? Ничего ведь хорошего. И ни к чему это не приведет.

Но так хочется нырнуть в этот омут с головой.

— Почему ты не ходишь в школу? — Спрашиваю, когда с ужином покончено, а на плите стоит чайник.

— Не хочу. — Максим говорит таким тоном, будто я ему предложила выпить противную микстуру от кашля. В этот момент он больше всего похож на мальчишку — капризного и непокорного.

— А если серьезно?

Он наклоняет голову и зарывается пальцами в волосы, ерошит их, вздыхает с усмешкой: — Да все ты знаешь. Как будто это тайна для тебя? — Поднимает голову от стола и смотрит своими невозможно синими, как полуденное небо в июне, глазами. — Не заставляй меня… говорить это вслух.

У меня в груди ёкает и дышать получается через раз. Хотя мне множество раз говорили слова и слаще и красивее, и мужчины были достойные, только вот отклика в душе не было.

— Максим, ты ведь понимаешь, что отношения между нами невозможны.

— Я очень быстро повзрослею.

— Я всегда, всегда буду старше тебя.

— Мне не важно сколько тебе, не важно, понимаешь? — Упрямый. Он встал из-за стола и оказался рядом в одно короткое мгновение. Присел на корточки, обхватив мои колени, и теперь смотрел снизу вверх. — Мне нужна ты.

— Во-первых, Юлия Сергеевна. — Я убираю его руки и встаю. Иду к плите, чтобы выключить закипевший чайник, а еще чтобы перевести дыхание и немного успокоиться. — А во-вторых, как же Ира?

— Никак. Мне на нее пофигу, как и на всех остальных. Я хотел, чтобы ты ревновала. — Он оказывается уже за моей спиной, пока я разливаю по чашкам чай.

— Ладно, давай предположим — только предположим! — что мы вместе. Через десять лет мне будет почти сорок, а тебе еще не будет и тридцати. — Я повернулась и теперь уже я смотрю на него снизу вверх.

— Я отращу бороду. — Улыбается широко. — Могу перекраситься в седой. Так даже модно.

— Максим, ты можешь быть серьезным?

— Могу. Я все могу, если ты попросишь. — У него в глазах сияют звезды, разливаются моря и рождаются целые вселенные. В них невозможно не смотреть, не утонуть без возможности выплыть. Это странное чувство, когда не можешь с собой совладать, когда хочется быть ближе, чувствовать кожей жар его тела, поддаться искушению и послать в пропасть свои принципы.

Но… нельзя, я просто не имею права.

Я поправляю у него на лбу непокорную прядь, приглаживаю волосы, наслаждаясь их упругой жесткостью, и говорю то, что должна была сказать с самого начала:

— Тогда ходи в школу, исправляй прогулы, веди себя на уроках хотя бы тихо. — От моих слов синий взгляд меркнет и тускнеет. Он отклоняет голову от моих рук и идет к окну. Долго смотрит в густую черничную синь позднего осеннего вечера, прислонившись лбом к стеклу.

— Ну почему ты просишь об этом? — Поворачивается ко мне лицом. Смотрит пристально, с прищуром. — Ок, хорошо. А что взамен?

— Взамен? А разве что-то обязательно нужно взамен? — Я теряюсь немного с ответом. — Ты еще и торгуешься? — Все-таки он наглый, как грязный уличный кот, которого пустили на порог погреться, а он уже сидит на столе, оставив грязные разводы на белой скатерти.

— Да. — Он снова оказывается рядом. Его руки ложатся на мои плечи, большие пальцы чертят на ключицах и шее узоры, от чего у меня волнами мурашки и дробно сердце о ребра. — Я хочу тебя, хочу проводить с тобой время, встречаться — говорит приглушенным мягким, как бархат, голосом.

— Нет. Ты мой ученик и ты несовершеннолетний…