Наглое игнорирование

— Это же как они тут по дороге пролезли? — вслух удивился Новожилов. Было отчего удивляться – ширина фургонов втрое превосходила ширину дороги, зажатой между деревьями. Велел деду сидеть не вылезая, сам потянул вставленный в словно для него приделанные на борту вездеходика держалки, свой личный шест со щупом. Аккуратно тыкая перед собой снег, пошел к странным грузовикам, "смотря в четыре глаза", как говаривал комроты на срочке. Мин не нашел. Стал осматривать чудные грузовики. Увидел опоры, потрогал брезентовые стенки. Не удержался от любопытства, открыл после тщательного осмотра дверь в фургон.

Что-то мешало смело рыскать и хватать все подряд руками, какое-то легкое саднение в душе, которое не раз уже раньше замечал сапер, и которое показывало: что-то тут неладно. Больно уж все хорошо! Находка впечатлила ловкостью инженерной мысли – на мощном грузовике стоял вроде как обычный фургон, только вот боковые стенки у него были слоеные (стенка – брезент – и еще стенка) — и внешний слой становился полом, когда стенку снимали со стопоров и опускали на специальные опоры. Потом поднимали вверх внутреннюю часть стенки – и получали потолок. А соединены эти пол с потолком получались толстым брезентом с проемами для окон. И получалось полезной площади втрое больше – хоть танцуй. Но тут танцевать бы не получилось – складные столы, стулья, бумаги, карандаши, ящики, чемоданы. Явно штаб. И все брошено, словно немцы только что ушли. Аккуратно, ничего не трогая, прошелся между мебели, подсвечивая в темных местах фонариком. Видно задержался, с улицы донесся крик забытого деда:

— Сержант, замерз я! Ноги-то размять можно?

Опомнился. Пока значение такой находки было не вполне понятно, но ясно одно – трофей из ряда вон. И немцы уходили без спешки, без паники. Не могли они так все бросить, не нагадив. Потому надо было бы все осмотреть дотошно. Высунулся из двери, оставив ее для света открытой, и разрешил спутнику поплясать вокруг вездеходика, только далеко не отходить. Опять стал осматривать столы снизу, стулья. Прикинул, где бы сам мину поставил, поглядел аккуратно в чугунной походной печке, ящики какие-то открытые для карт – за ними проверил – нет, чисто. Короб с керосиновыми лампами проверил – половина пустые, но есть полные и пахнут керосином. А саднение не проходит. Кое-как разобрался с открыванием капота. Тоже чисто. Только когда полез под машину, протискиваясь между слоем снега и грязным днищем, перевел облегченно дух, увидев связку ручных гранат, примотанную рядом с бензобаком. И тонюсенькую стальную проволочку. Ну да, как станут заводить, так проволочку намотают – и гавкнет тут все с бензобаком вместе. Простенько – но со вкусом и – надежно. Еще раз проверил все вокруг, машину осмотрел. Вроде – все. У второго фургона снизу на днище все было чисто, в салоне вместо столов было полтора десятка складных железных коек с отсыревшими тяжелыми матрасами и подушками, валялись какие-то волглые яркоцветные журналы, с бравыми парнями в стальных шлемах и полуголыми блондинками на обложках. Ложка под ногой загремела – поднял – вычурная какая-то, вроде серебряная, старинная. Во рту пересохло, все ждал пакости необычной, пока проверял чемоданы – полупустые, но несколько пар белья, правда, грязного, носки вонючие, какая-то еще одежонка штатская. Даже мягкие шлепанцы нашел. А садненье все позвякивало тоненько. И успокоилось только тогда, когда аккуратно вынув полешки, сложенные в топку заводской выделки печки – только спичку поднеси и грейся – нашел под ними "ворошиловский килограмм" – советскую противотанковую гранату РПГ-40, которая так была названа каким-то тупым подхалимом. Тола в ней было 760 грамм, а сама весила она 1200 граммов. Хитроумные немцы отвинтили ручку, а запал вставили. Ну, что сказать – молодцы.