Нагльфар в океане времени

«Знаете что, — задумчиво сказал человек с мечом, — а ведь, пожалуй, мы не кончили наш разговор. Вы спешите?» «Нет… не спешу…»

«Может, срочные дела? В таком случае не смею задерживать!»

55. Продолжение. Наша национальная гордость

Писатель сел и протер железные очки, пораженный внезапным подозрением. Это было даже не подозрение, а догадка, холодная, как острие меча или как мысль о раке. До сих пор, несмотря на частные недоразумения, он все же не сомневался, что они с Сергеем Сергеевичем делали общее дело и находились по одну сторону баррикад.

«Н-да… так о чем бишь…» — начал снова тягучим голосом Сергей Сергеевич. И снова снял трубку. Опять послышался кошачий голосок, опять был заказан семидесятый номер, Сергей Сергеевич, как Цезарь, делал сразу несколько дел. Не здороваясь, не спуская пронзительного взгляда с посетителя, он заговорил: «Слушай-ка, что это за безобразие! Я просил форму 4-Н, а ты что мне подсовываешь?»

Трубка подобострастно зашуршала у него под ухом, он прервал ее: «Я еще раз тебе говорю… Берутся материалы по всем сводкам, и к ним приплюсовываются показатели операнализа за текущий месяц».

Сергей Сергеевич взглянул на часы.

«Чтобы завтра к восьми часам форма была у меня на столе. Со всеми реквизитами, а не так, как в прошлый раз!»

Начинало смеркаться, но хозяин не спешил зажечь свет. Лицо Сергея Сергеевича было погружено в тень, голова на фоне белого, как олово, окна казалась окруженной сиянием, на рукаве поблескивала эмблема.

«Я бы хотел все-таки знать, кто поручил вам информировать учреждения, писать ложные доносы, отнимать время у людей, занятых важнейшей государственной работой, — проговорил он. — Кто дал вам такие полномочия и от кого вы могли получить задание?»

«Почему ложные? — простонал писатель. — Я считаю, что деятельность такого характера…»

«Какая такая деятельность? Старый человек, читает свои молитвенные книги. Никому не мешает, никого в свою веру не вербует. Мы не преследуем религию! Ну хорошо: ложные, неложные — это мы проверим… Я спрашиваю, кто вам поручил? Кто вас просил? — тихим и вкрадчивым голосом спросил Сергей Сергеевич. — Вам известно, что враги используют все возможное, чтобы скомпрометировать наших людей, посеять недоверие к органам? И они добиваются своих целей! Может быть, и вы с ними?.. Кто вас уполномочил?»

«Моя партийная совесть».

«Прекрасно. Партийная совесть. А что такое партийная дисциплина, вам известно? Государственная дисциплина? Я спрашиваю». «Я не понимаю…»

«Хорошо, я объясню. Пока тебе в другом месте не объяснили… Вот! — сказал Сергей Сергеевич, обводя широким жестом стол. — И вот, — выдвинул средний ящик. — Непонятно? Все еще непонятно?.. А еще литератор. Инженер душ».

Наступила пауза, в призрачном свете гаснущего дня Сергей Сергеевич восседал в кресле с подлокотниками, блистал мечом на рукаве, курил, пускал кольца и разгонял дым ладонью. Гость со страхом следил за его движениями. Уполномоченный простер руку к пепельнице, не спеша, с удовольствием раздавил окурок.

«Информация. Сигналы. Полный ящик сигналов! Такая у нас работа, ничего не поделаешь. Мы разведка… Мы все знаем обо всех. Но ни один из них, я имею в виду — ни один из информаторов, не посмеет и шагу сделать самовольно. Мы сами назначаем писателей. Сами определяем, какие сведения нам нужны, какие люди подлежат наблюдению, кому можно доверять, а самодеятельности мы не допустим. Доносов — не допустим! Хочешь работать с нами, жди, когда вызовут. А там уж будем решать. Мы не допустим, — повторил Сергей Сергеевич, — чтобы клеветники, недруги рабоче-крестьянской власти шипели, что вот, дескать, в стране нет законности, достаточно какому-нибудь кляузнику, какому-нибудь, понимаешь, засранцу написать телегу и человека как не было. Людей, которые дают повод для таких разговоров, доносчиков, пасквилянтов, разложившихся, таких людей мы будем наказывать по всей строгости закона».

«Я член партии с двадцатого года, — глухо сказал писатель. — От рабоче-крестьянской власти себя не отделяю. Если я что не так сделал, прошу меня поправить…»

«Поправим, — усмехнулся Сергей Сергеевич. — А насчет власти это даже интересно. Ты что же, себя тоже властью считаешь?»

«Я рядовой партии. Мы все солдаты партии. У нас народная власть, и значит…»

«Что же это значит?» — прищурился Сергей Сергеевич.

«Народная власть, это значит, что мы все, сообща…» — начал было писатель, собираясь с силами, — и умолк, глядя на уполномоченного, который медленно рос в своем кресле. Сергей Сергеевич стоял, опираясь костяшками пальцев о стол, как вождь на одном из своих портретов. После чего вышел из-за стола, приблизился, молча, с каменным выражением на лице, как вынимают из кобуры оружие, вытащил руку из синих галифе и показал литератору кукиш.

И собственно, на этом деловая часть была окончена; последующий разговор носил скорее воспитательный характер. По скромному мнению автора этих строк, он был совершенно излишним, — как лишним был и непристойный жест, который позволил себе Сергей Сергеевич.