– Эй, Силт Молохтеос! – хрипло прокричал мне архислужитель в украшенной золотом робе и надменно приподнял голову. – До ушей нашего лика непорочного дошла весть о твоих бесчинствах! Бесчинствах токих гнусных и чудовищных, шо сам Святой Коласи показал перстом своим но таго, кого надобно покарать! Ты оскорбил и прогневал бога! Это грех! Тя, еретика, с воспеванием Мелизии связывают, и потому без прощения на костре испепелишься! Токая воля Коласи!
– Нет вины в моей епитимье, а свита твоя ничуть не лучше меня, ибо под её масками чистоты и непорочности скрывается первородный грех! – прогорланил я, нисколько не понимая бреда, который нёс проповедник. Того же мнения и он был обо мне.
– Паства моя! – вытаращив глаза, вскрикнул покрасневший от гнева человек и указал на меня костлявой рукой, усеянной бородавками. – Знаю я, шо убивать не положено токим невинным людям как вы. Но если дело за бога, то можно всё, шо угодно! Давайте мы сего грешника покараем, поскольку воздастся терпящему в лучезарном царстве Коласи!
Как только приказ был оглашён, в пустых головах последователей инквизиторским огнём зажглось безумие, граничащее со слепой самоуверенностью. Перед их глазами стоял образ Коласи, ради которого они хотели убить любого, кто встанет на пути бога. Лёгкой поступью они двинулись в мою сторону по хлюпающей скользкой грязи. Меня же словно бы спустили с цепи, как бешеного пса, готового загрызть даже хозяина.