Нагибатор Сухоруков

— Твоя задача максимум, — напутствовал я Третью Руку. — Подавлять все выступления против моей власти и следить за князьями. Задача минимум: быстро предупредить о серьезных проблемах и удержать Моку до нашего подхода.

Иштлакоцил с легкой улыбкой кивал — его новая нагрузка не напрягала. А вообще, парень умный, сообразил, наверное, какие выгоды сулит руководство покоренной провинцией. Так что я напустил строгий вид:

— Людей не грабь! И другим не давай! Привечай тех, кто к нашей власти смиренно относится. А еще открой торговлю с нами для всех толимеков! Пусть увидят, что наша власть — лучше.

Войско и остатки добычи вывозились на север в пять «рейсов». Я решил никого не посылать пешком — не сильно быстрее выходит. Сам уезжал последним заходом вместе с Белым воинством — всё раздавал ЦУ, никак не мог остановиться и отпустить проблему. Но в Излучном я тоже был нужен. Почти месяц отсутствовал! К тому же, настала пора проводить финансовую реформу. В смысле, вообще вводить финансы в оборот.

…Если честно, я ожидал, что Излучное встретит меня сонной атмосферой. Все-таки месяц некому было пинать людей. Занятый войной, я попинывал через гонцов лишь производителей тумбаги и денег.

Однако, ожидания мои не оправдались. Столица гудела ульем, в который залез лапой Винни-Пух, притворившийся тучкой. Оно и понятно: почти все отряды прибыли в Излучное раньше меня. Городок был полон баек, рассказов. Таверна и храм работали нон-стопом. Да, храм! Почти тысяча воинов спешила поблагодарить Золотого Змея Земли за то, что сохранил им жизнь. Раненые особенно рьяно благодарили, ибо видели смерть достаточно близко. Благодарить, конечно, стоило Сына Обезьяны, который с вдовушками и безродками спасал жизни дни и ночи. Многих удалось спасти. Без госпиталя потери оказались бы гораздо выше. Нет, надо выделить время и заняться здравоохранением плотно… Когда это время появится.

К моему удивлению, шумел и рынок! С одной стороны, никто не приезжал с юга (оно и понятно). С севера тоже торговцев было мало, поставки меди заметно просели. Немногочисленные торговцы рассказывали тревожные, но смутные сплетни о грозных телодвижениях за пределами державы пурепеча. Кто-то куда-то шел, кто-то кого-то подчинял. Еще и Накацтли уехал в родные горы.

Так вот! «Заграничных» торговцев было крайне мало, зато рынок заполонили мои ветераны. Вытряхивали сумки и корзины добычи на прилавки, продавали, не торгуясь. На внезапное богатство сбежались окрестные главы родов, старейшины и прочий люд.

Ну, а еще страда началась. Излучинцы высыпали на поля, ополченцы и черные спешно к ним присоединялись. Даже я первым делом сходил на свою персональную делянку с картохой. Подкопал с десяток кустов — в этом году картофан не особо уродился. Позволил себе сварить немного, но решил, что этот урожай тоже полностью пойдет на семена.

Первым, кого я позвал к себе, был Конецинмайла. Месяц всего прошел, а Дитя Голода сильно изменился. Брови его плотно сошлись над переносицей, непотопляемая ранее улыбка не всплывала поминутно на лице… Мне стало неловко. Нагрузил парня тяжелыми и не очень приятными задачами. Но я подавил в себе стыд и начал с дела.

— Ты разобрался в записях Ннаки?

— Да, владыка, — паренек вынул из сумки пачку листов, бережно укутанных в ткань. — Думаю, я узнал значение всех знаков.

Я распахнул сверток: листы были плотно исписаны: слева — значок, а справа — пояснение буквами Ночки. Я пока еще плохо владел этой письменностью, сам по-прежнему делал пометки кириллицей.

— Сколько всего этих знаков?

— Не знаю, — Дитя Голода немного растерялся. — Я не считал… Наверное, четыре сотни.

Ну да, двадцать двадцаток. На самом деле, может быть, сколько угодно.

— Трудно подсчитать, владыка. Какими-то знаками он пользовался на каждой странице, а есть такие, которые появляются всего раз или два.

Я задумался. Мне, конечно, ближе буквенная письменность. Но эти иероглифы… я вдруг понял, что в отличие от письменности Ночки, знаки казначея будут равно понятны на любом языке. Могут стать международным языком.

— Как ты считаешь, это полноценная письменность? Можно ими записать любую мысль?

— Не уверен, — покачал головой мой агент. — Большая часть этих знаков — это обозначение вещей. Но есть и действия: «поделить», «принести», «наградить». Самые сложные знаки обозначают незримое: «долг», «дорогой», «везение».

— Везение?

— Ага, — Дитя Голода быстро порылся в пачке и ткнул в нужное место. — Вот этот значок… Я думаю, далеко не всё можно записать этими знаками, владыка. Способ Ийохали лучше.

— Ты помогаешь ей учить людей?

— О да! — парень, наконец, улыбнулся во всю ширь. — Многие хорошо учатся. Замечу: чем моложе ученик, тем легче он обучается.

Я кивнул.

— Продолжай! Это очень нужное дело. И составь мне список тех, кто хорошо научился писать. Я выделю этих людей.

Мы помолчали, оттягивая неизбежное.

— Ты нашел доказательства краж казначея?

Лицо Конецинмайлы потускнело. Он молча достал из сумки второй сверток. Развернул, разложил листы по стопочкам.