Кондрат, над ухом которого засвистели пули, мигом сориентировался и затащил Марину за газетный киоск. Киоск был старый, еще советский, из хорошего крепкого железа. Астрахан и Гена нырнули в укрытие следом за уголовником.
Пальба дружинников достигла того предела, когда даже выглянуть из-за киоска не представлялось возможности.
– Прижали, суки! – констатировал Момент.
– Это только начало, – сказал Данила. – Сейчас сюда прибежит толпа с площади, и вот тогда нам конец. Марина, дай свой рюкзак…
– Что? – Марина смотрела на него стеклянными глазами, не понимая ни единого слова.
Боевой шок. Случается даже с обстрелянными ветеранами. Угодить в такую передрягу, да сразу после малоаппетитного зрелища аутодафе…
– Рюкзак давай! – гаркнул Данила.
– Рюкзак? Рюкзак, да… На! На рюкзак!
У Марины начиналась истерика. С этим надо было что-то делать, и Кондрат отвесил ей пару пощечин, снова загнав девушку в состояние ступора.
– Как выбираться будем, командир? – осведомился уголовник. – Сейчас местные прибегут.
– Пускай прибегают, – сказал Астрахан, роясь в рюкзаке.
Так, магазины – в разгруз. Пачки патронов – перекинуть Моменту, пусть пакует. Боеприпасы для подствольника – ему же. Что остается? Два десятка гранат Ф-1, она же «лимонка». Вот и замечательно. Разлет осколков – до двухсот метров.
Теперь подойдите ближе…
Смелость толпы прямо пропорциональна ее численности. Когда дружинники с примкнувшими к ним охотниками, проводниками и простыми барыгами Икши достигли некоей критической массы, толпа линчевателей перешла в атаку.
Данила ждал именно этого момента.
Рвануть чеку. Уронить гранату в рюкзак. Размахнуться. Метнуть рюкзак в набегающую толпу. Упасть на землю, закрыть уши, открыть рот.
Громыхнуло страшно.
Даже киоск пошатнулся от взрывной волны – вздрогнул, но устоял. Свист и рикошет осколков. Звон в ушах. Легкая слабость в ногах, как после контузии.
Вставай, боец, вставай! Данила заставил себя подняться. Смотреть на результат взрыва не было ни сил, ни желания. Даже сквозь постоянное «пи-и-и-и-и-и» в ушах пробивались крики и стоны раненых.
– Вперед! – скомандовал он, не слыша собственного голоса. – На станцию!
Глава 3
Для ночевки немногочисленная команда Шейха выбрала мотель «У погибшего следопыта». Не мотель – клоповник, вонючий, как будто и правда под половицами труп.
Рэмбо тотчас разделся и рухнул на кровать, заскрежетали ржавые пружины. Хоббит сел на единственный стул, насыпал хлебных крошек на ободранную тумбочку, залепленную почерневшими наклейками с голыми бабами, пустил крысу на выгул, подпер голову и зевнул.
Шейх долго не мог уснуть, ворочался и чесался – ему мерещились клопы, да и привык он с малолетства содержать тело в чистоте, за что и получил в Можайке прозвище Ханжа.
Кук просил из мотеля не высовываться, чтоб не светиться, как появятся новости о беглецах, обещал сообщить. Шейх и сам понимал: собственными силами он не справится, придется положиться на ненадежных местных..
Проснулся Шейх от щелчков, открыл глаза – Рэмбо уже заряжал винтовку, полулежа в кровати. Хоббит дрых на боку, раскрыв рот и похрапывая. Крыса ползала по нему.
Рэмбо кивнул начальнику, не поворачиваясь, отложил винтовку.
– Не доверяю я местным.
– А они не доверяют нам, – отозвался Шейх, глянул в окно, где бубнили трое мужиков в старых, еще советских охотничьих костюмах цвета хаки.
Мотель располагался в дореволюционном здании, первый этаж врос в землю, и говорунов Шейх рассматривал снизу: угрюмые, заросшие, один – с повязкой на глазу. За их спинами суетились парни в олимпийках. Площади отсюда видно не было, народ толпой валил туда.
Чуть позже мужики тоже ушли, с площади донесся многоголосый вопль:
– Гори! Гори! Гори!
И вдруг из-за двухэтажек вырулил мальчишка лет двенадцати – рыжий, растрепанный – и ломанулся к мотелю.
Спустя минуту в дверь затарабанили. Рэмбо схватил винтовку, собрал волосы в хвост. Шейх открыл двери.
– Я от Кука, – проговорил парнишка неожиданно взрослым голосом. – Там этих, которые вам нужны, окружили на площади…
За окном грохнул выстрел. Застрочил автомат. Шейх, оттолкнув мальчишку, схватил пулемет, нацепил патронташ и приказал:
– Быстро идем туда. Астрахана можно валить, девчонка нужна живой, – глянув на мальчишку так, что тот пулей вылетел на улицу, он добавил: – Местные – уроды! Вместо того чтобы взять их по-тихому, стрельбу устроили. Еще девчонку завалят… Живо на площадь! – он направился к двери.
Площадь было слышно издалека: вопли, пальба, визг. Отряд спешил узкими улицами, мимо покосившихся, почерневших срубов частного сектора, разросшейся зелени палисадников, нависших над растрескавшимся асфальтом ветвями яблонь и слив. Запахло горелым мясом.
У площади царила суматоха, сновали вооруженные мрачные типы, корчился на тротуаре бородач с простреленным боком, рядом сидел на корточках его напарник и беззвучно шевелил губами, поминутно сплевывая в сторону. К жилым домам прохромали двое бритых наголо молодчиков, один из них был ранен в ногу. Шейх рывком развернул к себе здорового:
– Где они?