Читаем Наедине с собой с комментариями и иллюстрациями полностью

В России Марка Аврелия всегда любили. Для Просвещения XVIII века Марк Аврелий – милосердный государь, отказывающийся казнить врагов, не торопящийся с возмездием, украшающий Рим новыми зданиями и исправляющий законы. Для мистиков, масонов и пиетистов александровской эпохи – пример самоуглубления, доказательство того, что даже на высоких должностях надо заниматься благочестивыми размышлениями, удаляться во внутреннюю келью своей души. Для декабристов – один из стоиков, пример того, как человек может всеобщие законы поставить выше личной воли, республиканец в личине самодержца. Для Пушкина и Гоголя – доказательство, что государь может в любой момент стать милостивым и на радости такой, как царь Салтан, отпустить всех трех домой. Для Тургенева и Толстого – скептик, понимающий, что люди разных сословий и разного воспитания могут разделять одни и те же заблуждения. Для деятелей Серебряного века, например, для Мережковского – смиренный предтеча христианства, хотя и не разобравшийся в новой вере, но подготовивший ее историческое торжество. Наконец, в наши дни Марк Аврелий – это скорее всего человек, с которым приятно размышлять вместе, который отучает от амбициозности и приучает к вниманию. Как иронически написал поэт Алексей Цветков (старший): «Император Марк Аврелий / В тонкой плесени чернил / Паче Нобелевских премий / Мысли умные ценил». Конечно, император Марк Аврелий нашел бы что сказать и про премии, и про чернила, а не только про умные мысли, но как первое приближение к делу этого государя – сказано хорошо. Но вообще Марк Аврелий для русской литературы – философ совести: в «Воспоминании» Александра Пушкина или «Старых эстонках» Иннокентия Анненского мы находим прямые интонации этого мыслителя, который одним из первых стал говорить не только о голосе совести, но и о ее муках; хотя и называл это «суетой», но понятно, что речь идет об особом состоянии души.

Осталось сделать одно небольшое предупреждение: Марк Аврелий много пишет о счастье. Но нельзя вычитывать рецепты счастливой жизни по отдельности, забывая о том благородстве ума, которое только и может объяснить, что такое счастье. Мы не поймем из формул этой книги, как стать счастливыми, но стоит нам помочь донести сумки соседу, решить спор между еще двумя соседями, убрать комнату или выполнить на работе все запланированное на день, как мы приблизимся к тем урокам счастья, которые дает Марк Аврелий. Вдруг эти наши повседневные дела засияют тем счастьем, которое вложил полководец-мыслитель в свое произведение, состоящее из двенадцати книг. Как сказал наш великий ученый С.С. Аверинцев: «Я совсем не похож на стоика, однако начну с одной констатации, которую Марк Аврелий, мне кажется, одобрил бы: для счастливой жизни нужно как можно меньше думать о счастье, воздерживаться от вопроса, счастлив ли я, не накликать вопросом отрицательных ответов, не коллекционировать таких ответов; нужно безусловно запретить себе измерять объем полученного счастья, искать недостачи, предъявлять всем и всему иски относительно недостач и т. п. Никогда еще такое множество народа не было заражено привычкой думать о собственном существовании в категориях счастья; полно психоаналитиков и психотерапевтов, а депрессивные неврозы и психозы преизобилуют». А если не считать дела, то мы вдруг окажемся сами на хорошем счету у самых незаметных, но добрых дел.

В заглавии этого предисловия Марк Аврелий назван «великой душой». Это латинское выражение не надо понимать в узком смысле как «великодушие» в отдельных ситуациях, так называлось поведение римлянина, который масштабно мыслит и масштабно действует, готов реализовывать замыслы и при этом видит, какая от какого замысла польза. Можно сказать, что Марк Аврелий просто заново открыл и «пересобрал» это великодушие. И это не просто большие амбиции полководца, научившегося властвовать собой ради еще большего общественного успеха, а проницательность ума, который может воспарять до звезд, проходить по грани между жизнью и смертью и вдруг одарять пользой как сокровищем все человечество. Это уже не просто решительность, с которой начинают войну и заключают мир, это понимание того, что вйны часто оказываются неудачными, и миротворчество тоже не всегда бывает удачным, но великий ум, учась на прежних ошибках, может стать мирным даже в самой немирной обстановке и научить людей блюсти правду. Наконец, это не просто гордость победителя-триумфатора, но внимание к себе человека, знающего цену триумфам. И именно поэтому настолько щедр, что его щедрости хватит на множество новых триумфов, в том числе и триумфов философии. Мы сейчас, открыв эту книгу, становимся участниками одного из таких триумфов. Да здравствует император-философ! Спасибо тонкой, спокойной и уединенной мысли владыки полумира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное