Надоевшая

Вдруг мои полные самобичевания мысли прервал очередной звонок. Я привычно потянулась к телефону, лежавшему рядом с часами. На дисплее было написано слово, которое я не желала и отвыкла там видеть: Спайк. Меня накрыло что-то вроде паники. Почему «вроде»? Да потому что человек, пораженный апатией, не может паниковать. Но тем не менее желудок сжался, а сердце застучало вдвое быстрее. Я нажала зеленую кнопку на сенсорном дисплее, но даже не стала подносить аппарат к уху. Не знаю, зачем я это сделала. Теперь я не хотела его злить, я хотела, чтобы он забыл о моем существовании.

В голову пришла полубезумная мысль. Какой самый простой способ сделать так, чтобы все забыли о твоем существовании и окончательно оставили в покое? Да единственный! Взять — и умереть. Нет ничего проще и действенней. К счастью, некроманты — выдумка, и поднять меня будет некому. Я даже ничего не теряю. Любви нет, друзей нет, даже домашнего любимца — и того нет. Да и кто знает: может, после моей смерти у Спайка хотя бы проснется совесть. Впрочем, это была совсем наивная мысль с моей стороны. Надежда умирает последней, что называется.

Придя к такому «веселому» решению я встала с постели, в которой валялась в трусах и грязной оранжевой майке не по размеру, и пошла в ванную комнату. В небольшом помещении с раковиной и, собственно, ванной, было, как всегда, холодно, так что я включила горячую воду почти на максимум. Затем, слегка шатаясь от слабости, вызванной голодом, заткнула ее черной пробкой и вылила две крышки пены для ванн с ежевикой. Не знаю зачем просто по привычке.

Я заперла дверь на случай, если мать придет домой, и теперь отстраненно снимала одежду, глядя на быстро прибывающую горячую воду. По мере наполнения ванны, в помещении становилось все более душно, и у меня слегка кружилась голова. Но это и хорошо. Тем больше вероятность, что я доведу желаемое до конца. Ведь там, за чертой — ничего нет. А быть нигде должно быть приятнее, чем в аду. Не просто так ведь чистилище считается более «мягким» наказанием, чем ад.

Я сидела обнаженная на бортиках ванны и пристально смотрела, как прозрачная водопроводная вода и пузырьки пены становятся как бы единым целым. Вид текущей жидкости завораживал и притягивал взгляд, словно гипнотизируя меня. В голове было на удивление пусто. Я не думала ни о чем. Просто дождалась момента, когда дышать стало совсем невыносимо от духоты в маленьком непроветриваемом помещении, легла в воду, и опустила под нее голову, не задерживая дыхания.

Было больно, почти так же, как тогда, когда Спайк надевал мне на голову тот пакет. Несмотря на это, инстинкт самосохранения как будто отключился, только сквозь забитые водой уши казалось, что кто-то ломится в ванную. Я знала, что в квартире я одна, и списала это на предсмертные галлюцинации, и продолжала усилием воли держать голову под водой. В гортань забилась вода, и я закашлялась, так и не позволив самой себе «выплыть» из ванной, а затем, она проникла и в легкие, обжигая их огнем нестерпимой боли. Сейчас я не смогла бы поднять голову, даже если очень сильно захотела бы. Она как будто тянула меня на дно.

Перед глазами было темно, не считая «зайчиков» всех цветов и размеров, а уши заложило и теперь я не слышала уже ничего. Еще немного — и все. Не всплыву. Вернее, всплывет уже мой холодный обнаженный труп, который найдет мать дня через три, вздувшимся от воды и покрытым мерзкими зелеными трупными пятнами. Я обмякла, расслабилась, и позволила воде завершить мою никчемную жизнь.

Прошло какое-то время, показавшееся мне вечностью, но, наконец, сознание покинуло меня. Забирая боль и физическую, и душевную.

***

Я очнулась от ударов по лицу. Лежащая на ковре в собственной ванной. Открывать глаза не хотелось, но руки, что пытались привести меня в чувство, явно принадлежали парню или мужчине. Через полминуты до меня дошел полный злобы голос… Спайка? Да не может такого быть! От удивления, я даже сумела открыть глаза. Действительно, надо мной склонился крашеный блондин, и лицо его выражало крайнюю степень ярости. Увидев, что я очнулась он, наконец, перестал лупить меня по морде, и язвительно поинтересовался:

— Ты что, решила красиво сдохнуть от несчастной любви?! Вконец крышей двинулась?!

Я откашлялась водой, заливая ею пол и вдруг поняла, что он скорее всего делал мне искусственное дыхание прежде чем начал орать, язвить и раздавать пощечины. То есть, фактически спас мне жизнь. Зачем, черт его побери, зачем он это сделал?! Почему-то эта мысль, помимо раздражения, едва не заставила меня покраснеть. Влюбленные дуры — неисправимые романтики. Спайк пристально смотрел мне в глаза, ожидая ответа. То, что я была обнажена нисколько его не смущало, да и он, казалось, вообще не об этом думал. Его похоже действительно интересовало, почему я решила покончить с собой. Действительно, чего это я?..

— Действительно, чего это я, — язвительно вторила эхом собственных мыслей я. — У меня ну совсем нет причин устать от всего этого!