Надо – значит надо!

— Да, с вашими умениями только вы и сможете. На место Суслова идёт Горбач, а вы становитесь заведующим общим отделом и секретарём. У вас большой аппаратный вес и эта должность станет вашей по праву. На место Горбача мы возьмём кого?

— Медунова.

— Согласен, — улыбаюсь я. — Давайте Медунова. Но это ещё не всё. Тут же под шумок выпинываем Кириленко.

— Ему Брежнев обещал, что его не выпнут, — качает головой Гурко.

— О чём вы говорите, в этом варианте Брежнев и сам уходит. Да и, в любом случае, вспомните, как Кириленко читал на съезде список кандидатов в президиум. Он же ни одной фамилии правильно не назвал. Люди со смеху падали. На покой ему пора, на покой. Как это возможно, что место, по сути третьего человека в ЦК занимает тот, у кого неутешительный диагноз налицо. Скажете ему спасибо и посадите на его место…

— Долгих?

— Нет-нет-нет, Долгих технарь, он отличный спец, но он и так секретарь и он вполне на своём месте. Мы с вами посадим Вадима Андреевича Медведева. Я бы его в идеологи сразу двинул, но это, наверное, будет сложно. Как вам план?

— А второй вариант? Ты сказал, что вариантов два.

— Во втором варианте Брежнев не уходит. В этом случае всё остаётся, почти как и в первом. Только Андропов идёт на идеологию, а Горбач остаётся там, где и сидит. И Медунов, соответственно, остаётся в Краснодаре.

— Медунов, вообще-то на тебя рассчитывает. Думает, ты ему поможешь.

— При таких раскладах он может стать секретарём только если вы не захотите, понимаете? Либо как я уже сказал.

— Да, ты прав, — задумчиво трёт лоб Гурко. — Но всё это очень и очень смело. И возможно только если генсеком не станет Романов. А при нём расклады будут уже совершенно другими.

— Романова не выберут, — улыбаюсь я, — можем пари заключить. Но смотрите, до февраля, я буду находиться в тени, отсвечивать не стану, планирую заниматься исключительно делами «Факела». А вы, кстати, Капитонова в оборот возьмите, он же кадрами ведает, хорошо бы, чтобы все эти элементы плана выходили наружу через него. Он шефа вашего побаивается, да и вообще, думаю, вы бы смогли им манипулировать.

— Да, с Капитоновым у меня нормально взаимоотношения развиваются.

— Одна просьба, Марк Борисович. Держите меня в курсе всего, пожалуйста. Я слишком часто здесь появляться не буду в ближайшее время, так что вы меня не забывайте.

Интересно, будет ли он метить на более высокую позицию? Пока промолчал и, вроде, предложенным местом остался доволен, и против Медведева не возражал, но кто знает, что будет дальше. Сейчас очень многое будет зависеть от Суслова. Вернее, от продолжительности его жизни.

— Ну что, я пойду к Андропову?

— Давай, — озадаченно отвечает Гурко, и я представляю, как он раскладывает пасьянс, но вместо игральных карт перед ним лежат фотографии членов и кандидатов в члены политбюро.

— Разрешите, Юрий Владимирович?

— Заходи, — кивает он.

Я иду по большому, внушающему уважение кабинету. Я тут уже бывал, ещё в бытность Черненко. Светлые деревянные панели, длинный стол, мягкий ковёр, графин с водой, лампа с зелёным абажуром, как у Ленина. Строгая советская роскошь, призванная вызывать дрожь у всякого, попавшего сюда.

Андропов показывает на стул у приставного стола, и я послушно присаживаюсь.

— Егор, ты с ума сошёл? Зачем поссорился с Леонидом Ильичом.

— Я в принципе не планировал, — пожимаю я плечами. — Под горячую руку попал.

— А что ты ему сказал?

— Сказал, что Романов приведёт нас в тупик и не сможет провести нужные нам реформы.

Андропов снимает очки и внимательно на меня смотрит.

— Ты что про НЭП говорил и про частную собственность? — спрашивает он после паузы.

— Нет, конечно. До этого не дошло. Да и… зачем…

Повисает тишина. Я рассматриваю белые присборенные, как в театре шторы.

— Я думаю, тебе надо не мелькать и отсидеться, не высовываясь.

— Я тоже так думаю, — киваю я. — Да, я и не против. У меня дел с «Факелом» столько, что в шапку не соберёшь. Помотаюсь по командировкам в ближайшие пять месяцев. Это организации на пользу пойдёт.

— Почему пять?

— Так в конце января, думаю, начнутся перемены. Вы же не передумали, Юрий Владимирович?

— Какие перемены? — хмурится он.

— Я полагаю, что сейчас Брежнев никуда не уйдёт, потому что с Романовым у него вряд ли получится.

— Почему? — по старой гэбэшной привычке прищуривает глаза Андропов.

— Я боюсь, в ближайшее время в Ленинграде произойдут серьёзные разборки криминала, как в Грузии были, помните? И помните, что руководителю республики за это сделали? А в Ленинграде у нас и диссидентов много. Боюсь, они тоже могут выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы подмочить репутацию первому секретарю. Впрочем, с этим я ничего не могу поделать.

Андропов смотрит холодно и твёрдо. Он, безусловно, понимает, куда я клоню. Криминальную бучу я устрою довольно легко, а вот провокации диссидентов и «врагов народа» не по моей части, это ему самому придётся организовывать.

— А ещё ведь и голоса вражеские могут обо всей этой грязи на весь мир раструбить.

— Могут, — соглашается Андропов. — Но для репутации товарища Романова это было бы крайне скверно.