Надо – значит надо!

Впрочем, он же не какой-то банальный мафиози, чтобы приглашать, типа, на ужин и вышибать мозги. Думаю, в его руках вся Злобинская мощь. И даже, если сам Злобин не стал бы ничего предпринимать против меня, то у Юрия Владимировича нашлось бы море людей, кому он мог это дело поручить.

Охранник доставляет меня на четвёртый этаж, и дверь открывает сам Андропов. Собственноручно. Он кивает и пропускает меня внутрь, а охранник отчаливает.

— Бравый солдат Брагин, — усмехается хозяин дома. — Проходи. Сюда, в кабинет.

Квартира отличная, можно сказать, по нынешним временам просто шикарная, но не более шикарная, чем у меня. Для государственного мужа такого уровня вполне даже скромная. Обстановка совершенно обычная, ничем не похожая на музей.

Единственная роскошь, замеченная мной — это две колонны в классическом греческом стиле, поддерживающие балку перекрытия в коридоре.

В кабинете одну стену занимает книжный шкаф под потолок с застеклёнными полками. У окна, занавешенного жёлтой шторой стоит простой двухтумбовый рабочий стол. Как у школьника. Рядом на этажерке белый телефон. Два кресла и журнальный стол. Вот и вся обстановка. Ну и неизменные деревянные панели, которыми до середины обшиты белые стены. Пахнет библиотекой.

— Хорошо у вас, — говорю я, оглядываясь. — Строго и функционально. Мой стиль.

— Садись, — с улыбкой показывает хозяин кабинета на кресло.

На столике стоит чайник, накрытый толстым полотенцем и две чашки.

— Чай?

— Спасибо большое, — киваю я. — С удовольствием.

Он наливает. Чая много не бывает.

— Ну что, как послужил? — спрашивает он отпивая.

— Добросовестно, Юрий Владимирович, — усмехаюсь я. — Отцы командиры остались довольны.

— Да, это точно. Я наводил справки. Молодец. Тебя хоть в космос отправь, и там пользу принесёшь, да?

— По крайней мере, буду стараться. Но, надеюсь, это лишь фигура речи, и вы не планируете из меня делать космонавта.

— Ну, — посмеивается он, — ты человек молодой, так что из тебя кого угодно ещё можно сделать. Кого угодно. Хоть космонавта, хоть разведчика. Ты чем бы хотел заниматься?

— Тем, чем и занимаюсь, честно говоря. Строить будущее. Родине служить.

— Все служат. И учителя, и пожарные и военные и фрезеровщики. Каждый на своём месте. А ты куда пойдёшь после армии?

— Такое чувство, что вы меня сейчас обратно отправите, в Наушки, — улыбаюсь я.

— Я тебя не отправлял, — строго поправляет меня он. — Это Леонид Ильич лично распорядился. Ты его здорово разозлил, похоже.

— Да, это точно. Он не любит, кажется, когда в его дела лезут, а я пытался изображать из себя Нострадамуса. Напророчил смерть Суслова.

— Ну, тут ты не ошибся, — качает головой Андропов.

— Хотя мог, — пожимаю я плечами. — Ведь ситуация поменялась и он вполне мог протянуть дольше, чем в известном мне будущем.

— Да, понимаю. Но есть такая штука, называется эдипов эффект. Не эдипов комплекс, а именно эффект. Влияние предсказания на свершение предсказанного явления.

— Это что-то вроде программирования? Например, если бы я сказал Суслову что он умрёт такого-то числа а он, поверив мне, взял бы и действительно умер. Даже не имея для этого каких-то причин.

— Вот-вот. Но в данном случае ты сказал об этом мне и Брежневу.

— Да, — киваю я. — Поэтому, вероятно Брежнев не отказывается от мысли, что это было не предсказание, а заговор, о котором я его предупредил.

— Правда? — хмурится Андропов. — Он так думает? Это он сегодня так сказал?

— Он так не говорил, это всего лишь моё предположение. Даже не предположение, а допущение. А какого точно числа скончался Михаил Андреевич? Двадцать третьего?

— Да. А там? У тебя?

— Не помню, конец января и точка. Наверное так же. Помню только, давление что ли подскачило, он выпил таблетку и всё.

— Да-да, ты рассказывал…

Рассказывал, да. А вот того, что структуру, возглавляемую Андроповым подозревали в том, что ему подмешали в таблетки яд, не рассказывал. И сейчас не буду. Хотя это хорошо ложится на идею об эдиповом эффекте. Узнал, что Суслов должен умереть и подмешал ему яда в таблетки.

— О чём вы говорили, можешь мне рассказать? — спрашивает хозяин дома.

— О службе на границе говорили и о необходимости реформ. Ещё о том, что ретроградов Романова, Щербицкого и Гришина не надо в преемники. И безудержного Горбачёва тоже не надо. А надо вас.

— Зря так сказал, теперь он будет подозревать, что это я тебя подучил.

— Мне кажется, не должен.

— Кажется, — хмыкает он. — А после меня ты кого хочешь продвинуть, если не Горбачёва? Медведева?

— Да, его. Но для этого вам надо его в деле испытать.

— Если будешь ещё с Брежневым говорить, этих тем избегай. Давления он не любит и теперь к тебе относится, как к человеку, обманувшему его доверие. Думает, что ты втёрся в его ближний круг только для того, чтобы продвигать свои политические идеи. И про реформы ему не говори. Вообще ничего не говори. Понял меня?

Понял, как не понять. Я ничего не буду говорить, а ты сделаешь, как посчитаешь нужным, да? Кому таблетки, кому пулю. Всё на благо страны.

— Что говорит Злобин, кто в тебя стрелял?

Разумеется, он знает. Это в любом случае, причастен он к этим выстрелам или нет…