Надо – значит надо!

После Брежнева, я еду на Лубянку. Шеф заждался уже. Но ничего не поделать. Генсек главнее. Получаю пропуск и иду к главному кабинету этого замка. Надо, наверное, ещё и в часть зайти, бумаги отдать. Но это уже после Злобина. Иду в сопровождении дежурного.

Мы проходим по длинному коридору до лифта. Он занят, поэтому, чтобы не ждать, идём пешком по лестнице. Один этаж — это не проблема. Когда практически доходим до конца пролёта внизу останавливается лифт и открывается дверь.

Я бросаю беглый взгляд на человека, выходящего из лифта и останавливаюсь. Фигура мне кажется смутно знакомой, но я не могу понять, кто это. Кто это такой. Человек, не глядя по сторонам, быстро выходит и скрывается в коридоре. Я его и рассмотреть-то толком не успеваю.

Ну прошёл кто-то и ладно, казалось бы, но я начинаю напряжённо соображать, на кого же он похож… Блин… Сейчас пока не пойму или не вспомню, не успокоюсь…

Сопровождающий доводит меня до кабинета Злобина и пропускает в приёмную. Здесь пусто, и секретарь, выслушав мой доклад, снимает трубку и сообщает о моём прибытии. Он указывает на дверь и я шагаю дальше.

— Разрешите, Леонид Юрьевич? — спрашиваю я.

— О! — радостно восклицает Злобин и дарит мне одну из самых благожелательных и добрых улыбок в мире — улыбку Де Ниро.

Я тоже расплываюсь в улыбке. Сто лет его не видел, даже забывать начал. Я подхожу ближе, вглядываясь в улыбающееся лицо и вдруг меня словно по голове бьёт. Блин! Точно! Я вспоминаю, на кого был похож тот человек, выскочивший из лифта. Вспоминаю и моя улыбка застывает.

— Леонид Юрьевич, давно спросить хочу и всё забываю. А где у нас Поварёнок?

11. Живой и здоровый

— Поварёнок? — удивлённо смотрит на меня Злобин. — Как он, однако, внедрился в твою голову. С чего это ты о нём вдруг вспомнил?

— Ага, сам себе удивляюсь, — усмехаюсь я. — Но всё-таки, Леонид Юрьевич. Как-то мы о нём забыли. Незаслуженно, надо сказать.

— Я не забывал, — усмехается он. — Находится он в Лефортово, как ему и положено. Работаем по нему.

— А чего там работать? С ним же всё ясно было, вроде.

— Ну, это по твоим делам с ним всё ясно, а кроме этого там оказалось столько всего интересного, даже и представить не можешь. Рассказывать об этом нельзя, но можешь мне и так поверить, личность совершенно неординарная и высшая мера для него благо. Занимаемся, в общем и ещё нескоро закончим. У него сеть агентурная, похлеще, чем у ЦРУ и Моссада вместе взятых, что там твоя Марина. Он же за должностными лицами следил, с криминальным миром дела делал. Там так всё переплетено, настоящий спрут.

— Хм… — качаю я головой. — Комиссара Каттани на него нет…

— А это ещё кто такой?

— Это? Известный борец со спрутом, то есть с сицилийской мафией.

— Итальянец?

— Так точно… Выходит, Леонид Юрьевич, до приговора ещё далеко?

— Далеко, — кивает он.

— А можно его посетить в Лефортово?

— Зачем? — настороженно хмурится Злобин. — Соскучился что ли?

— Хочу посмотреть на его страдания.

— Ты что-то узнать хочешь у него? Это ведь нужно со следователем согласовывать, дело секретное, это не так просто.

— Ну, если не вы, то кто ещё может это организовать? Хочу сказать ему пару ласковых, насладиться его поражением, понимаете? Убедиться, что он там не радуется жизни, а сокрушается о содеянном.

— Экий ты злорадный, оказывается, — хмыкает Де Ниро. — Удивил. Ну, ладно, причина веская и уважительная. Организую тебе посещение. Но, только не сегодня.

— Хорошо, спасибо, — киваю я.

— Пожалуйста, — подмигивает он. — Давай теперь уж и делами займёмся, ладно? А то в тебя стреляют в упор, практически, а ты Поварёнком интересуешься вместо того, чтобы самым важным на сегодня озаботиться.

— И то верно, — киваю я.

— Ладно, давай по порядку. Как время провёл?

— Отлично, — хмыкаю я. — Солдат должен стойко переносить тяготы и лишения воинской службы.

— Ну, что я мог сделать? — сердито отвечает он, воспринимая мои слова, как упрёк. — Ты же понимаешь, пока меня не утвердили на должности, должен плясать под дудку Андропова. Он единственный, кто мою кандидатуру поддерживает.

Хех, сердится, значит испытывает чувство вины, дискомфорт. А это с одной стороны даже неплохо. А, может, и плохо. Посмотрим.

— Да ладно, я же не в качестве претензии вам высказываю, — миролюбиво улыбаюсь я. — Думаете, не понимаю ситуацию? И, кстати, неплохая прокачка, между прочим. Забот нет, хлопот нет, на всём готовом, знай совершенствуй физические кондиции. Даже уезжать не хотел.

— Ну, об этом лучше никому не рассказывай. О том, что не хотел уезжать.

— Не буду. А что, Юрий Владимирович хотел, чтобы я был как можно дальше отправлен?

— Не в этом дело. Он в том смысле говорил, что раз сам генсек распорядился, лезть нельзя и вообще лучше никак в этом деле не проявляться. Потому что это, скорее всего, проверка. Но у меня, если честно, сложилось впечатление, что он просто хотел тебя держать в изоляции, чтобы ты никому лишнего не сболтнул.

— Я вроде не из болтливых.

— Да, кто его знает, что у него на уме. В общем, чтобы тебе не вредить, я сидел тихо.

— Понятно. У меня тоже такие мысли были. А не думаете, кстати…