— Ну а что вам ещё надо? У каждого своя задача и круг сведений, которые ему положено знать, согласны? Вы же сами на этом настаивали, как я понимаю.
Белоконь едва заметно пожимает плечами.
— Ну, а что вам покоя не даёт? Всё, как вы хотели. Я рядовой, вы майор. Отношения прозрачны и максимально понятны. Думаю, нам с вами этого должно хватить. У вас, насколько я понимаю, есть своя история взлётов и падений, у меня своя. Хотите, чтобы я рассказал? Но тогда и вам придётся мне рассказать, почему вы до сих пор майор и начальник заставы. Правда, в этом случае наши с вами отношения основательно выйдут за рамки устава.
Он ничего не отвечает. Может, переваривает, а может, спит.
После этой поездки он оставляет меня в покое. Не возражает против гостинцев, регулярно доставляемых моими людьми и против добрых отношений, которые складываются у меня с лейтёхой и старшиной. Хотя по взгляду его я вижу порой, что его от этого коробит. Не нравится, что я коррумпирую офицеров и прапорщиков. Что ты вообще о коррупции знаешь, друг мой…
В общем, дни летят, за рассветом закат. Туда-сюда, и я сам не замечаю, как появляются белые мухи, а потом и новый год подкрадывается. В Наушках вроде бы снег, а на охраняемых просторах белая позёмка и тёмные замёрзшие песчаные и каменистые холмы, скалы и лёд. Мороз трещит, а снега почти нет. Кайфа в этом мало, но что делать, граница должна быть на замке.
Наряды, стрельбы, тренировки. Я стал здоровеньким, выносливым и вообще крутым чуваком, образцовым пограничником. Наташка приезжала, Скачков, Платоныч. Гурко звонил и Злобин, правда, как частные лица, с вызовом на переговорный пункт и эзоповым языком. У Белоконя время от времени подгорает, но он держится, не лезет.
Перед новым годом у старшины скапливается неслабый запас деликатесов. Солдат Новый год любит, значит надо его порадовать. Вечеринка будет что надо, грандиозной. Правда, безалкогольной. Я бы мог пацанов подогреть, и они неоднократно просили, но обострять с начальником заставы не хочу. Так что обойдёмся компотом и чаем, а желающие могут разжиться насваем, коего у повара просто завались.
За день до Нового года у меня выпадает выходной, а в новогоднюю ночь дозор. Дозор будет усиленный, враги не дремлют, надеются, что мы бухать будем. Ну, в общем, такие вот дела. Я нахожусь в казарме, сижу в бытовке, украшенной бумажными снежинками и блестящими гирляндами. Даже ёлочка имеется. Заходят Белоконь с Козловским.
— Товарищ майор, разрешите в Наушки съездить, — просит старлей.
— Нет, — категорично отказывает майор. — Меня Гуревич вызывает. Там сабантуй будет для офицеров. Так что ты остаёшься за меня. Я бы не поехал, да нельзя никак, он и так на меня бочку катит. Пошли кого-нибудь. Вон, смотри, Брагин от безделья мается. Книжку читает.
— Егор, — окликает меня старлей.
— Я!
— Можешь за Славкой сгонять?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — отвечаю я.
— Вы когда вернётесь, товарищ майор? — спрашивает он.
— Завтра теперь уже, там же, сам понимаешь, гудёж будет основательный. Я сам за рулём поеду.
— Понятно. Ну, Егор, давай тогда, смотайся. Пойдём, я тебя провожу.
Я надеваю бушлат, шапку и иду к «буханке». Он — за мной. За Славкой смотаться я всегда пожалуйста. Сегодня уже Наташке не позвоню, конечно, почта скоро закроется, но проветрюсь немножко. С красоткой прокачусь. В общем, я получаю наставления и выезжаю.
Сегодня метёт снег, поэтому мороз отступает и настроение становится предпраздничным, хоть и без мандаринов. Пока без мандаринов. В каптёрке-то у нас припасено. От снега делается светло, хотя и непонятно, куда ехать. Лучи фар подпрыгивают, пробивая метущуюся, прыгающую и кружащую канитель крупных и частых снежинок. Я еду спокойно, не тороплюсь. У таможни сегодня корпоратив, но по словам старлея, он уже должен закончиться. В случае чего подожду с полчасика. Без бэ, как говорится.
Подъезжаю к зданию таможни. Дежурные меня знают уже и всегда пропускают. А сегодня и подавно. Новый год шагает по планете. Все добрые и бухие.
— Петрович, я пройду? — спрашиваю я.
— Давай, — машет он широким жестом.
В фойе на полу коричневая каша нанесённого и почти растаявшего снега. Дверь полностью не закрывается, поддерживая холодок, не дающий этой каше превратиться в чёрную лужу. На полу стоит пустая бутылка из-под советского шампанского, на двери переливаются косо прицепленные «дождики».
— А где? Не закончилось ещё?
— Закончилось, по кабинетам разошлись уже, — кивает дежурный, и я прохожу в дверь и поднимаюсь по лестнице.
Музыку слышу уже тут.
Актуально. Вот разошлись, разгулялись ребятки. Подхожу к отделу и заглядываю внутрь. Картина, честно говоря так себе. Музыка орёт, в комнате всего четверо — Слава и трое её коллег. Двое по бокам, один перед ней. Анус, конечно. Он наступает и пытается влить ей в рот шампанское.
— Давай-давай-давай! — пьяно, азартно и громко приговаривает он. — Нельзя не уважить коллег!