Надгробные речи. Монодии

Итак, впереди были враги, с обеих сторон — река: та, что была направлена сюда силой, находилась поближе, а другая — подальше, и еще персидское войско, ну а позади — вконец разоренная земля, что делало отступление по ней невозможным. Сие положение требовало от наших воинов чрезвычайной отваги, если не хотели они погибнуть от голода, так что все в смятении взирали на единого мужа. А тот поначалу, словно был у него повод веселиться, разровнял место для ристалища и, созвав на состязание всадников, назначил награды лошадям[740], зрителями же сего действа, помимо своих, явились и враги, причем первые расположились внизу, вокруг ристалища, а вторые глядели со стен и почитали государя счастливым, коль скоро тот веселился, словно победитель, а себя самих оплакивали, ибо не могли ему помешать. И покуда войско было занято скачками, суда по приказу государя были разгружены — якобы для того, чтобы посмотреть, не закончились ли припасы, а на самом деле, чтобы незаметно и быстро разместить на них солдат[741]. И вот, собрав военачальников после пира, он сказал им, что остается лишь один путь к спасению — переправиться через Тигр[742], дабы вновь обладать неразоренной страною. И пока остальные молчали, тот, кто начальствовал большею частью войска, высказался против, опасаясь крутизны берега и численного превосходства врага. Тогда государь, заявив, что природа местности останется тою же, а врагов, если они будут медлить, станет только больше, передал начальство другому и предсказал, что этот последний победит, хотя и не избежит ран, и что ранен он будет в руку, и даже сказал, куда именно, и что серьезного лечения не понадобится[743].

Итак, солдаты уже были на судах, а он стоял, глядя в небо, и, как только получил некий знак, дал сигнал начальникам отрядов, а те — остальным, так тихо, как только было возможно. И они поплыли, а когда стали высаживаться, ближайшие из врагов их заметили и начали стрелять, однако на каковую крутизну не дерзнули бы взобраться и легковооруженные воины даже в мирное время, днем и в отсутствие обороны, на таковую взобрались гоплиты ночью, в то время как над головами у них были враги[744]. Как им сие удалось — на этот вопрос мы и теперь не могли бы ответить! Ибо скорее это было делом не людей, а какого-то бога, своими руками возносившего наверх каждого воина. Итак, едва лишь взобравшись, они завязали бой и тех, кто попадался им на пути, разили сплеча, а прочих, представ пред ними, как в дурном сне, убивали еще спящих[745]. И проснувшиеся имели лишь то преимущество перед спавшими, что сознавали свою жалкую участь, ибо не могли защититься от нападавших. И поскольку дело было темной ночью, удары мечей сыпались один за другим, доставаясь иные — людям, а иные — деревьям, о чем свидетельствовал стоящий повсюду треск, и со всех сторон раздавались вопли раненых, побиваемых, умирающих и молящих о пощаде. А наши воины шли вперед, сметая всё на своем пути, и вся земля была усеяна телами павших, так что было их там никак не меньше шести тысяч[746]. И если бы не медлили они возле мертвых, томимые жаждой наживы, а, бросившись к воротам, вышибли бы их или сломали, то овладели бы прославленным Ктесифоном[747]. Но они набросились на золото, серебро и коней погибших[748], а с наступлением дня принуждены были вступить в бой с всадниками, и те поначалу их теснили, но затем обратились в бегство, сбитые с толку каким-то воином, выскочившим из-за ограды. И когда остальное войско переправилось через реку и все в изумлении взирали на поле битвы, то участвовавшие в избиении врага омылись в реке, и воды Тигра окрасились кровью персов.