Кейн поднялся со своего полена, выдвинул ящик покрытого клеенкой стола и, пошарив, достал оттуда аккуратно сложенный листок.
— Я вам сейчас почитаю.
Некоторое время он шевелил губами, разбирая неровные строчки.
— Вот здесь.
Он начал читать:
«А насчет того, что ты хочешь приехать, я тебе расскажу про наши дела, и ты всё поймешь. Я всё лето работал на тракторе и получил 285 долларов. Хлопка мы на своем участке вырастили 14 кип. Из них 6 досталось нам. Остальное отдали за аренду. Свою долю мы продали за 81 доллар. Минни тоже работала, и обоих ребят я посылал к мистеру Уистону ходить за коровами. Так что все вместе мы за год заработали около 500 долларов. Питаемся мы только бобами и солониной. В ней одни волокна, а жира совсем нет. Одежда у нас износилась, а новой купить не на что. Тут многие осенью посылают детей в город просить милостыню, и мне тоже так придется сделать. Издольщики говорят, что за нас кто-нибудь должен очень крепко взяться, иначе мы все пропадем. Если будешь мне еще писать, посылай в конверте марок. Иначе мне не ответить.
Кейн аккуратно сложил письмо.
— Мы сами должны за себя взяться, — прервал молчанье Грегори. — Тут всё дело в том, что никто другой не возьмется.
Когда они попрощались с грузчиком, Кларенс почувствовал, что ему стыдно оттого, что он зарабатывает 400 долларов в месяц.
— Ничего, — сказал Грегори, с которым он поделился этой мыслью, — это не вам должно быть стыдно, а тем. — Он мотнул головой, показывая куда-то вверх.
К концу недели репортер приходил в профсоюз, как к себе домой.
Однажды Грегори, который знал, что Кларенс работает в газете, попросил его составить для профсоюзного листка статью о рейдах, предпринятых хозяйским профсоюзом с целью перетащить людей от швейников.[7]
Он постарался написать как можно лучше и покраснел от радости, когда Грегори, прочтя статью, сказал с очевидным удовольствием:
— Вот это толково написано! Мне так, пожалуй, никогда не сделать.
Однажды, улучив момент, когда они были вдвоем с Грегори, репортер осторожно спросил:
— А что, это правду говорят, что ваш профсоюз «красный»?
Грегори подумал. Затем он неохотно сказал:
— А кто его знает! Если среди наших и есть настоящие «красные» с партийным билетом, они об этом при нынешнем положении дел не кричат. Какая, в конце концов, разница? Лишь бы профсоюз по-настоящему боролся за интересы своих членов.
Кларенс вполне согласился с этим. Его только удивило, с какой скоростью он сам перекочевал из лагеря Докси и Бирна в противоположный.
Когда список тех, кто решил поддержать обвинение, достиг уже сотни имен, в комитете профсоюза состоялось совещание. Присутствовали члены комитета, адвокат Сентнер, Кларенс и несколько грузчиков.
Хастон коротко познакомил всех с тем, что было сделано. В порту положение накалялось с каждым днем. Тем из рабочих, кто знал о том, что готовит профсоюз швейников, сдерживаться было всё труднее. Вдень ближайшей выдачи зарплаты могло вспыхнуть стихийное возмущение. Осмелели, глядя на других, и те грузчики, которые еще не были охвачены организацией. Боер со своими подручными чувствовали — что-то готовится. Бандиты стали грубее и старались вызвать рабочих на скандал.
Слушая его, Кларенс вспоминал свою первую поездку в порт и разговор с грузчиками в доках. Тогда казалось, что этим людям, вялым, запуганным, усталым ничем нельзя помочь.
Стоя по привычке у стола и глядя в свои записи, Хастон сказал:
— Медлить нам больше нельзя. Я предлагаю в день выдачи получки вывести всех грузчиков к воротам порта. Каждый из тех, с кем уже говорили, должен взять своих товарищей. Когда люди увидят, как их много, они перестанут бояться бандитов. И в тот же день мы обратимся в суд и начнем процесс.
Дата выступления вызвала споры. Грегори предложил вторник, когда бандиты обычно проводили сбор денег.
— Люди придут с деньгами и вернутся домой с ними же. Это произведет на них больше впечатления.
После обсуждения собрание решило остановиться на понедельнике.
— Самое главное — сохранить всё в тайне, — предупредил Хастон.
Когда все расходились, адвокат Сентнер обратился к репортеру: