Нада

Слушай дальше, отец мой. Все люди в воде были черного племени, а также все выходившие из камышей; белых, как твой народ, вовсе не было, так как видение изображало зулусское племя, о котором одном сказано, что оно «будет оторвано от берега». Я видел, что из ступивших в воду одни быстро переплывали, другие не двигались с места, точь-в-точь, как в жизни, отец мой, когда одни рано умирают, а другие живут долгие годы. Среди бесчисленных лиц я узнал много знакомых, узнал лицо Чеки и вблизи него себя самого, узнал также Дингана, его брата, лицо отрока Умслопогаса, лицо Нады, моей дочери, и вот тогда-то впервые я понял, что Умслопогас не умер, а только исчез.

Во сне своем я обернулся и оглянул тот берег реки, где стоял. Тогда я увидел, что за мной поднималась скала высокая, черная, и в скале были двери из слоновой кости. Через них изнутри струился свет, доносился смех; были в скале и другие двери, черные, как бы выточенные из угля, и через них зияла темнота, слышались стоны. Перед дверями находилось ложе, а на нем восседала ослепительная женщина. Высокая, стройная, она сверкала белизной, белые одежды покрывали ее, волосы ее были цвета литого золота, а лицо светилось, как полуденное солнце. Тогда я заметил, что выходившие из реки, еще со струящейся по ним водой, подходили к женщине, становились перед ней и громко взывали:

— Хвала Инкозацане зулусов, хвала Царице Небес!

Чудная женщина держала в каждой руке по жезлу: в правой руке — белый жезл из слоновой кости, в левой — из черного дерева. Когда подходившие к трону люди приветствовали женщину, она указывала им то белым жезлом правой руки на белую дверь, на дверь света и смеха, то черным жезлом левой руки на угольные двери мрака и стонов. Тогда одни люди шли в одну сторону и вступали в свет, другие — в другую и погружались во мрак. Между тем, еще горсть людей вышла из воды. Я узнал их. Тут находились Унанда, мать Чеки, моя жена Ананди, сын мой Муса, а также остальные мои жены, дети вместе со всеми бывшими у них людьми. Они остановились перед лицом Небесной Царицы, которой Умкулункула поручил охранять зулусский народ, и громко взывали:

— Хвала Инкозацане зулусов, хвала!

Инкозацана указала им светлым жезлом на светлую дверь. Но они не двигались с места. Тогда женщина вдруг заговорила тихим, грустным голосом:

— Идите, дети моего народа, идите на суд, чего вы ждете? Проходите в дверь света!

Но они все медлили, и теперь Унанда сказала:

— Мы медлим, о, Царица Небес, медлим, чтобы вымолить правосудие над тем, кто умертвил нас. Я, прозванная на земле Матерью Небес, больше всех прошу этого!

— Как его имя? — спросил снова тихий, страшный голос.

— Чека, царь зулусов! — отвечала Унанда. — Чека, сын мой.

— Многие уже приходили искать ему возмездия, — сказала властительница небес, — многие еще придут. Не бойся, Унанда, час его пробьет. Не бойся и ты, Ананди, и вы, все жены и дети Мопо. Повторяю вам, его час пробьет. Копье пронзило твою грудь, Унанда, копье вонзится в грудь Чеки. А вы, жены, дети Мопо, знайте, что рука, наносящая удар, будет рука Мопо. Я сама направлю его, я научу его мстить. Идите же, дети моего народа, проходите на суд, ибо Чека уже приговорен.

Так вот что снилось мне, отец мой, вот какое видение посетило меня, когда, несчастный, я лежал среди костей и пепла своего крааля. Так было мне дано узреть Инкозацану Небес на высоте ее величия. Позже, как ты узнаешь, я еще два раза видел ее, но то было на земле, наяву.

Да, трижды удостоился я узреть лицо, которое теперь уже не увижу до своей смерти, потому что больше трех раз смертные этого лица не видят.

Утром, проснувшись, я пошел к шалашу царских «сестер» и подождал, когда они пойдут за водой. Увидев Балеку, я тихонько окликнул ее, и она осторожно зашла за куст алоэ, и мы уныло взглянули в глаза друг другу.

— Злосчастен день, когда я послушался тебя и спас твоего ребенка. Видишь, каковы последствия этого. Погиб весь мой род, умерла Мать Небес, все умерли, а меня самого пытали огнем! — Я показал Балеке свою сухую руку.

— Ах, Мопо, я бы меньше горевала, если бы знала, что сын мой, Умслопогас, жив! Да и меня ведь не пощадят. Скоро я присоединюсь к остальным. Чека уже обрек меня на смерть, ее только отложили. Он играет со мной, как леопард с раненой ланью. Впрочем, я даже рада умереть, так я скорее найду своего сына!

— А если юноша жив, Балека, что тогда?

— Что ты сказал? — вскрикнула она, дико сверкнув глазами и бросаясь ко мне. — Повтори свои слова, Мопо, о, повтори их! Я готова тысячу раз умереть лишь бы Умслопогас остался в живых!

— Верного я ничего не знаю, но прошлую ночь мне приснился сон! — И я рассказал ей про видение и про то, что перед тем случилось.

Она внимала мне, как внимают царю, решающему вопрос жизни и смерти.

— Сон твой вещий, Мопо, — сказала она, наконец, — ты всегда был странным человеком и обладал даром ясновидения. Чует мое сердце, что Умслопогас жив!