Нада

Дело в том, что Нада была моей дочерью, а Умслопогас, что известно лишь немногим, был не кто иной, как сын короля Чаки, рожденный от сестры моей Балеки.

Когда Балека оправилась от усталости, ее прежняя красота вернулась, и Чака взял ее в жены, в число женщин, которых он называл «сестрами». Что касается меня, то Чака взял меня в число своих врачей и остался так доволен моими медицинскими познаниями, что со временем возвел меня в ранг главного врача. Это был важный пост, занимая который в течение нескольких лет, я стал обладателем многих жен и большого количества скота. Но звание это влекло за собой большую опасность. Встав утром здоровым и сильным, я не мог быть уверен, что ночью не буду представлять из себя окоченелый труп. Многих врачей Чака убивал таким образом. Как бы хорошо они его ни пользовали, их постигала та же участь. Неминуемо приходил такой день, когда король чувствовал себя нездоровым или не в духе и принимался за истязание своего врача. Мне же удалось избегнуть такой участи: во-первых, благодаря моим медицинским способностям а во-вторых, в силу клятвы, данной мне Чакой, когда мы оба были детьми.

Дело дошло до того, что куда бы ни шел король — за ним следовал и я. Я спал рядом с его хижиной, сидел за ним во время совета, в битве я находился всегда при нем. О, эти битвы! Эти битвы! В те времена люди умели сражаться, отец мой. В те дни коршуны тысячами сопровождали наши войска, гиены стаями ходили по нашим следам, и все были удовлетворены. Никогда не забуду я первой битвы, во время которой я находился рядом с Чакой. Это было вскоре после того, как король построил себе новый крааль на берегу реки Умлатузи. В это самое время вождь Звиде в третий раз пошел войной на своего соперника. Чака выступил ему навстречу с десятью полками (около тридцати тысяч человек), впервые вооруженными короткими ассегаями. План местности был таков: на длинном отлогом холме, как раз против нашего войска, расположились полки Звиде — их было семнадцать. От этой массы чернокожих сама земля казалась черной. Мы расположились на противоположном холме, нас разделяла небольшая долина с ручьем посередине.

Всю ночь наши костры освещали долину, всю ночь песни воинов раздавались на холмах. Наступил рассвет. Волы замычали, войска начали подниматься, воины бодро вскакивали на ноги, стряхивая утреннюю росу с волос и щитов. Да! Они вставали! Вставали и радостно готовились идти на верную смерть. Полки один за другим становились в боевой порядок. Утренний ветерок своим легким дуновением освежал их, перья, украшавшие их головы, слегка колебались; эти перья склонялись, как поле засеянной травы, уже готовой к жатве. За холмом разгоралась заря смерти.

Она отражалась красным светом на медно-красных щитах. Место битвы тоже приняло красный оттенок. Белые перья вождей, казалось, тоже окрасились багровым цветом. Они знали значение этого цвета, они видели в том предзнаменование смерти — и что же? Храбрецы смеялись от радости при мысли о приближавшейся битве.

Что такое смерть? Разве не хорошо умереть под ударом копья? Что такое смерть? Разве не счастье умереть за своего короля? Смерть есть оружие победы! Победа будет невестой каждому из них в эту ночь. О! Как нежна ее грудь! Чу! Раздается воинственная песнь «Ингомо», звуки которой приводят в исступление воинов. Она сначала раздается слева и, как шар, перекатывается от одного отряда к другому.

Вдруг Чака выступил из рядов в сопровождении меня и своих военачальников. Он выступал гордо, как большой олень; в глазах его отражалась смерть, он втягивал в себя воздух, раздувая ноздри, и в воздухе этом носились смерть и убийство. Но вот он поднял свое копье, и сразу наступило полное молчание, только звуки песни еще перекатывались по вершинам холмов.

— Где же дети Звиде? — громким голосом закричал он, голосом, похожим на рев быка.

— Там, внизу, отец! — отвечали воины. Копье каждого воина указало на долину.

— Что же они не выступают? — снова закричал он. — Не стоять же нам здесь до старости!

— О нет, отец! — ответили все сразу. — Начинай! Начинай!

— Пусть полк У-Дламбедлу выступит вперед! — закричал он в третий раз.

Лишь только он произнес эти слова, черные щиты У-Дламбедлу выдвинулись из рядов войска.

— Идите, дети мои! — воскликнул Чака. — Вот неприятель. Идите и больше не возвращайтесь!

— Мы внемлем, отец! — ответили они в один голос и двинулись по откосу, подобно бесчисленному стаду со стальными рогами.

Вот они перешли поток, и только тогда Звиде как бы проснулся. Ропот пронесся по его войску, копья засверкали в воздухе.

— У-у, вот они идут! У-у, они встретились. Слышен гром их щитов! Слышны звуки воинственной песни!

Ряды колышутся взад и вперед. У-Дламбедлу отступают — они бегут! Они кидаются назад через поток, правда, только половина их, — остальные все мертвы. Рев ярости раздается в рядах войска, один только Чака улыбается.

— Расступитесь! Расступитесь! Дайте дорогу красным девицам У-Дламбедлу! — И с поникшими головами они проходят назад.