Над строками Нового Завета

Новый – не в смысле его противоположности Старому Завету, как мы часто думаем, а Новый (греч. кайнос или лат. novus) в смысле – всегда новый. Не случайно слова Спасителя во время Тайной Вечери: «Сия есть кровь Моя Нового Завета» – на латинский язык переведены как: «Hic est enim canguis mens novi et aeterni testamenti» («Это Моя кровь Нового и Вечного Завета»).

Латинское слово novus уже не вмещает того, что на греческом выражено словом кайнос, так что переводчику приходится прибегнуть к замене одного слова двумя: «новый» и «вечный». Я бы перевёл на современный язык это слово как «вечно новый»: «Сия есть кровь Моя вечно Нового Завета», «неустаревающего Завета».

Сам термин «Старый», или «Ветхий», как мы обычно говорим, в достаточной мере условен. Лучше всё-таки говорить не Ветхий, а Моисеев Завет (данный при Моисее), или Завет, заключённый с отцами, но во всяком случае не Ветхий, потому что ничего ветхого в нём нет.

Завет, данный отцам, и Завет, данный нам, – в этом вся разница двух Заветов.

«Не нарушить пришёл Я, но исполнить» – это первый момент Нагорной проповеди, присущий только Евангелию от Матфея. Второй – о клятве, когда Спаситель обращается к Нам с такими словами: «… не клянись вовсе: ни небом, потому Что оно Престол Божий; ни землёю, потому что она подножие Ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным. Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет», а что сверх этого, то от лукавого» (5: 34-37).

Эта истина очень важная, но мы её за две тысячи лет чтения Нагорной проповеди ещё не осознали: до сих пор не только в обыденной жизни, но и в церковной присутствует такое понятие, как клятва. Мы должны понять, что нельзя давать клятвы, потому что всякая клятва – это уже шаг к её нарушению Чтобы не нарушать, не надо обещать, надо просто обладать открытым сердцем. Это очень важно почувствовать изнутри, понять из глубины нашего «я».

Наличие элемента клятвы во многих богослужебных чинах и в жизни христианских монархов первых веков распространения христианства – это удар по евангельской проповеди. Это то, с чего начинается иногда наше отступление от Христа, присутствующего среди нас.

Жизнь христианина

Милостыня, молитва, пост – в сущности, вся жизнь христианина укладывается в эти три понятия, но чётко обозначены они только в Евангелии от Матфея, в Нагорной проповеди. Это третий очень важный момент.

Эпизод, когда Спаситель идёт по водам к ученикам, есть и у Луки, и у Марка, и у Иоанна. Но только у Матфея Пётр, выйдя из корабля, отправляется к Нему навстречу, идёт по воде и начинает тонуть, потому что пугается. Тогда Спаситель протягивает ему руку. Этот отрывок, попавший в покаянный канон Андрея Критского, читается первые четыре дня Великого Поста. «Буря меня злобы обдержит, благоутробни Господи, но, как Петру, и мне руку простри», – молится каждый из нас. В кондаке воскресного акафиста тоже есть об этом: «Буря страстей смущает и потопляет меня, но молю Тебя, Иисусе, как Петру, простри мне руку помощи и, силу Воскресения Твоего воздвигнув, научи воспевать «Аллилуйя».

Вероятно, в том и заключается христианский подвиг Петра, что он сумел схватиться за протянутую руку. Христос протягивает руку помощи каждому из нас, но у нас не получается схватиться за неё. Этот момент связи между Богом и верующим, открывающийся, когда Иисус идёт по воде, содержится только в Евангелии от Матфея.

Хотелось бы напомнить ещё одно место. Призывая учеников, сыновей Заведеевых (Иоанна и Иакова), Иисус говорит. «И сделаю вас ловцами человеков», а в Евангелии от Марка и во многих древних рукописях Евангелия от Матфея, в Синайском кодексе, в сирийском переводе есть ещё слово генестай – «и сделаю», и дальше конструкция (как английский complex object) – «чтобы вы стали ловцами человеков». Он говорит: «… и сделаю, чтобы вы сделались ловцами человеков».

Иными словами, Спаситель не делает нас другими механически. Он делает так, чтобы мы сами сделались. Он даёт нам силы для этого, а уж сделаться или нет – в нашей власти. Это очень важно. Он протягивает руку, а схватиться за неё или нет – в этом наша свободная воля. Один идёт по этому пути, другой выбирает какой-то свой путь. Мысль о свободе христианина становится очень заметной, когда не поверхностно читаешь евангельский текст, а глубоко всматриваешься в каждое слово, в каждую грамматическую конструкцию, потому что Бог говорит с нами каким-то совершенно особым образом. При этом Матфей (или правильнее говорить – Евангелие от Матфея) о чудесах рассказывает, как правило, конспективно, никогда не называя имён людей, с которыми происходят эти чудеса.

Скажем, о том, что Спаситель воскрешает дочь Иаира, мы узнаём из Евангелия от Марка и из Евангелия от Луки – в Евангелии от Матфея об этом хотя и рассказано, но имя отца девочки не упомянуто.