Над строками Нового Завета

В какой-то момент одному из переписчиков показалось, что не совсем ясно, о каком камне идет речь, и он на полях отметил: «от пещеры, где лежал умерший», а потом это замечание просочилось в текст при повторной переписке. Казалось бы, с такими вставками можно смириться, потому что они не искажают смысла того, что нам хочет сказать Господь. И тем не менее…

Вот встреча Иисуса с женщиной, схваченной во время свидания с любовником: «…Он поднял голову и сказал им: кто из вас без греха, первый брось в нее камень. И снова наклонившись, писал на земле. Они же, услышав, стали уходить один за другим, начиная со старших, и остался один Иисус и женщина посредине» (Ин 8: 7–9).

Так написано в древнейшем тексте, а в византийском варианте после слов «они же, услышав» подставлен деепричастный оборот: «Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить…» Он не меняет смысла, а, скорее, объясняет, о чем речь, тому, кто не понял текст сразу достаточно глубоко.

«Иисус, подняв голову, говорит ей: женщина, где они?» (Ин 8: 10). А в поздних рукописях: «Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей…» В текст вставлено шесть новых слов: «и не видя никого, кроме женщины». Однако выше уже было сказано о том, что все ушли. Значит, Он просто не мог никого видеть. Добавленный в средневековых рукописях деепричастный оборот не только не меняет смысла, но даже ничего не объясняет.

Такого рода пояснения смысла не меняют, но зато искажают стиль евангельского текста, делают его значительно более понятным, но каким-то двухмерным, приглаженным и чем-то похожим на школьное сочинение. На самом же деле Евангелие написано совершенно особым языком, резко отличающимся от языка греческой литературы. Оно полно неправильно построенных предложений, фраз с пропущенными словами и многих других стилистических шероховатостей, которые нами воспринимаются как драгоценное свидетельство подлинности Нового Завета, ибо авторы его были совсем не писателями, а галилейскими рыбаками. На средневекового читателя, а особенно на византийского книжника или латинского ученого монаха эти места производили совсем другое впечатление – они казались им уродливыми, искажающими текст и лишающими его гармоничности, которую так ценило средневековье. В силу этого обстоятельства переписчик VIII–XI веков стремился улучшить евангельский текст, исправить «уродующие» его, как ему казалось, места и придать Евангелию отсутствующую в изначальном тексте красивость.

Средневековые исправления убирают из текста шероховатости, но в то же время лишают его совершенно особой лаконичности, немногословности, делают его более растянутым и водянистым.

Мы возмущаемся тем, что В. А. Жуковский внес изменения в стихотворение Пушкина «Памятник», для того чтобы оно хотя бы в искаженном виде было напечатано. Но почему-то не возмущаемся тем, что искажен апостольский текст Евангелия, хотя, конечно же, необходимо, чтобы мы читали именно тот текст Евангелия, который нам достался от апостолов.

Именно красивости, а не красоты не хватает в Новом Завете его средневековым читателям. Он кажется им слишком угловатым и, наверное, даже корявым. Отсюда эти средневековые добавления, которые удивительно напоминают позднейшие попытки исправить древнюю икону, дописывая ее там, где древняя краска потемнела или утрачена. Так, например, в начало Нагорной проповеди (Мф 5: 11), в стих «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня» средневековый латинский переписчик подставляет слово homines («люди»), ибо ему представляется, что без подлежащего предложение теряет смысл и не может быть понято читателем.

Задача современного исследователя, переводчика и читателя заключается в том, чтобы, подобно тому как это делают реставраторы, возвращая иконе ее первоначальную красоту, научиться видеть евангельский текст в его подлинной красоте, очень простой и бесконечно далекой от красивости средневековой рукописи или современной иконы.

Еще одна группа исправлений связана с попытками средневековых византийских переписчиков снивелировать разницу между Евангелиями. Скажем, в Евангелии от Луки Иисус говорит: «Блаженны нищие» (Лк 6: 20), а в Евангелии от Матфея – «Блаженны нищие духом» (Мф 5: 3). В средневековых же рукописях и в Евангелии от Луки подставлено слово «духом», чтобы приблизить один текст к другому.