– Видите ли, он очень чуткий мальчик. Он никогда не дружил по-настоящему с другими мальчиками. Может быть, он ко всему относится серьезнее, чем следовало бы в его возрасте.
«Чуткий»! Вот умора! В крышке от унитаза и то больше чуткости, чем в этом самом Эрнесте.
Я посмотрел на нее. С виду она была вовсе не так глупа. С виду можно подумать, что она отлично понимает, какой гад ее сынок. Но тут дело темное – я про матерей вообще. Все матери немножко помешанные. И все-таки мать этого подлого Морроу мне понравилась. Очень славная.
– Не хотите ли сигарету? – спрашиваю.
Она оглядела весь вагон.
– По-моему, это вагон для некурящих, Рудольф! – говорит она. «Рудольф»! Подохнуть можно, честное слово!
– Ничего! Можно покурить, пока на нас не заорут, – говорю.
Она взяла сигаретку, и я ей дал закурить.
Курила она очень мило. Затягивалась, конечно, но как-то не жадно, не то что другие дамы в ее возрасте. Очень она была обаятельная. И как женщина тоже, если говорить правду.
Вдруг она посмотрела на меня очень пристально.
– Кажется, у вас кровь идет носом, дружочек, – говорит она вдруг.
Я кивнул головой, вытащил носовой платок.
– В меня попали снежком, – говорю, – знаете, с ледышкой.
Я бы, наверно, рассказал ей всю правду, только долго было рассказывать. Но она мне очень понравилась. Я даже пожалел, зачем сказал, что меня зовут Рудольф Шмит.
– Да, ваш Эрни, – говорю, – он у нас в Пэнси общий любимец. Вы это знали?
– Нет, не знала!
Я кивнул головой.
– Мы не сразу в нем разобрались! Он занятный малый. Правда, со странностями – вы меня понимаете? Взять, например, как я с ним познакомился. Когда мы познакомились, мне показалось, что он немного задается. Я так думал сначала. Но он не такой. Просто он очень своеобразный человек, его не сразу узнаешь.
Бедная миссис Морроу ничего не говорила, но вы бы на нее посмотрели! Она так и застыла на месте. С матерями всегда так – им только рассказывай, какие у них великолепные сыновья.
И тут я разошелся вовсю.
– Он вам говорил про выборы? – спрашиваю. – Про выборы в нашем классе?
Она покачала головой. Ей-богу, я ее просто загипнотизировал!
– Понимаете, многие хотели выбрать вашего Эрни старостой класса. Да, все единогласно называли его кандидатуру. Понимаете, никто лучше его не справился бы, – говорю. Ох и наворачивал же я! – Но выбрали другого – знаете, Гарри Фенсера. И выбрали его только потому, что Эрни не позволил нам выдвинуть его кандидатуру. И все оттого, что он такой скромный, застенчивый, оттого и отказался… Вот до чего он скромный. Вы бы его отучили, честное слово! – Я посмотрел на нее. – Разве он вам не рассказывал?
– Нет, не рассказывал.
Я кивнул.
– Это на него похоже. Да, главный его недостаток, что он слишком скромный, слишком застенчивый. Честное слово, вы бы ему сказали, чтоб он не так стеснялся.
В эту минуту вошел кондуктор проверять билет у миссис Морроу, и мне можно было замолчать. А я рад, что я ей все это навертел. Вообще, конечно, такие типы, как этот Морроу, которые бьют людей мокрым полотенцем, да еще норовят ударить побольнее, такие не только в детстве сволочи, они всю жизнь сволочи. Но я головой ручаюсь, что после моей брехни бедная миссис Морроу будет всегда представлять себе своего сына этаким скромным, застенчивым малым, который даже не позволил нам выдвинуть его кандидатуру. Это вполне возможно. Кто их знает. Матери в таких делах не очень-то разбираются.
– Не угодно ли вам выпить коктейль? – спрашиваю. Мне самому захотелось выпить. – Можно пойти в вагон-ресторан. Пойдемте?
– Но, милый мой, разве вам разрешено заказывать коктейли? – спрашивает она. И ничуть не свысока. Слишком она была славная, чтоб разговаривать свысока.
– Вообще-то не разрешается, но мне подают, потому что я такой высокий, – говорю. – А потом, у меня седые волосы. – Я повернул голову и показал, где у меня седые волосы. Она прямо обалдела. – Правда, почему бы вам не выпить со мной? – спрашиваю. Мне очень захотелось с ней выпить.
– Нет, пожалуй, не стоит. Спасибо, дружочек, но лучше не надо, – говорит. – Да и ресторан, пожалуй, уже закрыт. Ведь сейчас очень поздно, вы это знаете?
Она была права. Я совсем забыл, который час.
Тут она посмотрела на меня и спросила о том, чего я боялся:
– Эрнест мне писал, что он вернется домой в среду, что рождественские каникулы начнутся только в среду. Но ведь вас не вызвали домой срочно, надеюсь, у вас никто не болен?
Видно было, что она действительно за меня волнуется, не просто любопытничает, а всерьез беспокоится.
– Нет, дома у нас все здоровы, – говорю. – Дело во мне самом. Мне надо делать операцию.
– Ах как жалко! – Я видел, что ей в самом деле меня жалко. А я и сам пожалел, что сморозил такое, но было уже поздно.
– Да ничего серьезного. Просто у меня крохотная опухоль на мозгу.
– Не может быть! – Она от ужаса закрыла рот руками.
– Это ерунда! Опухоль совсем поверхностная. И совсем малюсенькая. Ее за две минуты уберут.
И тут я вытащил из кармана расписание и стал его читать, чтобы прекратить это вранье. Я как начну врать, так часами не могу остановиться. Буквально часами.