Над пропастью во лжи

– Чтобы ты понимала, в таких условиях время и место, чтобы уединиться с девушкой, наступало раз в пятилетку, и то, когда вся родня сваливала на картошку, причём урожая влюблённые парочки ждали сильнее, чем сами садоводы. У меня была девушка. Такая, из серии тургеневской барышни, поэтому зажимать её на темных тропинках парка было совсем не комильфо. И вот у неё все свалили в деревню. Прилетаю я к ней на крыльях спермотоксикоза, и давай быстрее её в койку укладывать. К слову, я уже в свои двадцать понимал, что дети – это не совсем моё, и к вопросу предохранения относился не в пример тщательней, чем сейчас. Вот всё, девица стонет, у меня в мозгах одна цель, и тут она вылетает, потому что я вспоминаю про презервативы. Дёргаюсь к джинсам, вытаскиваю упаковку, натягиваю, и дело подходит к самому главному. Только я пристроится, как слышим ключ в замке ходит. Девица из-под меня пулей выскочила. Я впопыхах, прыгая на одной ноге, ныряю в джинсы, и тут из коридора голос ее бабки, что умаялась раньше срока на плантации. Ладно, нас не засекли. Тут, пока старушка шуршала на кухне, пока пили чай. А сижу и чую, что мне не комфортно, потому что в трусах что-то скользко ползёт. И понимаю, что гондон по-прежнему на мне!

Я заржала. Чисто и искренне. Писатель тоже не выдержал и засмеялся.

– Это реальная история? – наконец справившись с первым шоком, спрашиваю и тянусь за бутылкой с водой.

– Конечно.

Глава 13

А бар располагался в центре. Я оценила обстановку и приятную музыку. Вася сделал заказ на текилу и закуски. Я сидела, подрыгивая ногами, и прикидывала, как бы так тактично не пить спиртное. Не думаю, что алкоголь – хорошая идея, особенно в компании писателя, который очень сильно мне нравится. Знаете же, пьяная девица своему либидо не хозяйка. И, собственно, эта народная мудрость и подтвердилась после пятой стопки текилы, а я перебралась к Васе на колени, при этом так кокетливо заглядывая ему в глаза, что не помни сама о своём идеальном зрении, уверилась бы в том, что у меня жуткая близорукость. Я запускала пальцы ему в волосы и перебирала пряди. Он, к слову, не был против, а очень даже за. Я ёрзала и глубокомысленно кивала на его рассказы. Нет, он определённо что-то интересное рассказывал, но меня интересовали сейчас куда сильнее его губы, что он облизывал, когда мы поднимали очередную стопку текилы. А рассказы становились более личными. Уютными, что ли. Я сидела с писателем и смотрела пристально в янтарь глаз. Мне хотелось гладить его по лицу, ощущать жёсткую щетину пальцами. А ещё немного, совсем чуть-чуть, коснуться губами. Поскольку терпение – не моя добродетель, я в один, особенно молчаливый момент, потянулась навстречу мужчине, чтобы провести языком по горячим и сухим губам. Чтобы упоительно смаковать их вкус с ароматом лайма и соли. Чтобы не заметить, как мир замер в этой одной упоительно длинной секунде. Чтобы понять, что целую уже не я, а меня. И это немного иначе, острее, жёстче. И поцелуй тянулся настолько долго, ярко, чувственно, что я и помыслить не могла, чтобы разорвать его. Мне нравились трепетные прикосновения к моей шее, которые рисовали, как кистью, дорожку ниже, к груди. Я упивалась ничем не разбавленным счастьем, ведь хотела этого уже чёрт знает сколько времени. Чтобы вот так, без смущения или неуклюжести, смело прикасаться к мужчине мечты. Моей мечты.

И дорога по не спящему городу, что всё время останавливается, потому что целоваться хочется непрерывно. Заходить куда дальше позволенного. Дотрагиваться мужской груди под рубашкой, запускать пальцы в русые волосы, ловить дыхание. Которое теперь одно на двоих, делить его пополам, ведь своего мне не хватает, и моя грудь заходится в нервных судорогах, потому что надо ещё. Его ещё надо, ещё.

Какая-то часть меня отстранённо наблюдала за этой влюблённостью. За неспешной прогулкой, за шутками, что мы кидали друг в друга. За медленными прикосновениями, что становились щемяще-нежными, мягко-тонкими. Одними кончиками пальцев. Наблюдала и курила беломор, нервно притопывая ногой, потому что ничего хорошего в этом не видела. Как же. Тут ведь работа, и с ней целоваться никак нельзя.

А я спустила всё на тормозах и упивалась этой дурманящей поволокой вечера. Этим мужчиной, что на раз-два смог вытащить из меня весь невроз и истерики, вложив вовнутрь пьяное удовольствие, сахарные поцелуи и огненное желание.

Квартира писателя – это не его дом. Тут сразу было понятно, где мы находимся. Очень много книг, полки, стеллажи. И витал очень приятный запах книжной пыли и чернил. Ещё немного – горького кофе. А в остальном это был дом современного мира: гладкие поверхности, в отражениях которых мы не могли прервать этого танца из поцелуев и касаний.

И холод стен, к которым меня прижимал писатель спиной, чтобы без проблем исследовать меня всю целиком: гладить по предплечьям, скользить едва заметными касаниями по груди, пробовать на вкус мои губы.