Над пропастью во лжи

Тетка на кухне шуровала скалкой по тонкому тесту для лапши. Я чмокнула родственницу в щеку, и пошла наливать нам с ней чай. Вытащила вчерашние оладьи. Поставила их в микроволновку. Достала варенье и, зачем-то, колбасу. Это по привычке. Противная хвостатая скотина материализовалась под ногами и мерзко заорала. Клавдия бросила скалку и ринулась к бедному котику, которого не любят, не кормят. Ага, эту харю, при жгучем поносе за неделю не обгадишь.

Я посмотрела на эту парочку, перевела взгляд на окно и заприметила чёрную Ауди у ворот. Скабрезно усмехнулась, и пошла наслаждаться трапезой. Через четверть часа мужик не выдержал и скромно постучался в дверь. Я открыла и впихнула ему в руки чашку с чаем, со словами:

– Опаздываешь, чай того и гляди остынет.

На писателе были мягкие льняные штаны и такая же рубашка, только белого, а не горчичного, в тон низу, цвета. Она не имела верхних трёх пуговиц, отчего рельефные ключицы смотрелись особенно привлекательно. Хоть облизывай.

– Ты издеваешься? – вызверился мужчина.

– Почти, но не совсем. Идём на оладушки…

Я махнула рукой, чтобы следовал за мной, и углубилась в спасительную прохладу дома. На кухне случилась встреча века: городской пижон и местная интеллигенция, которая уже заранее настроилась воинственно.

– Добрый день. Простите, я с пустыми руками…– развёл этими самыми руками писатель, и удостоился понимающего взгляда. Видимо, какая-то нотка мужской харизмы, которая действовала не только на меня, все же была у мужчины, потому что тетка расплылась в улыбке и заверила, что все нормально. А я подвисла, вот умеет же писака быть милым, когда захочет.

Тётка ушуршала трикошками в сторону зала, а я села напротив мужчины и положила ему айпад с вариантами фотосессий. С минуту он молчал, листал фотки, а потом так проникновенно:

– Шутишь?

Я непонимающе уставилась и развернула планшет так, чтобы вдвоём было видно. На первой фотке лапы девицы, на второй – туфельки, потом пляж и компания восточных мужиков.

– А что? Вот смотри… Это – твои руки, это – твои ноги, а это – ты отдыхаешь в отеле в Таганроге…

Завела я знаменитую песню из камеди. Перелистнула дальше, на фото, где сидит псина с грустными глазами.

– Это – ты простужен, это – ты обижен, а это – ты на пляже, текилой обездвижен…

Вот на последнем я не выдержала и заржала.

– Напомни, какой сегодня день недели? – так многозначительно и строго спросил писатель, что я ещё больше развеселилась.

– Я непредсказуемая всегда…

– Вот это меня и пугает,– печально, словно поставив мне диагноз, признался мужчина.

А я, прекратив ржать, посерьёзнела и обошла стол, встала возле мужчины и теперь показывала реальные съёмки, которые мне хотелось бы отработать.

– Но сейчас мы с тобой по максиму отснимем в студиях…

– Почему сейчас?

– У них – не сезон, большие скидки на аренду…

– Ещё мне надо репортажи…

– С каких мероприятий и когда? Давай сразу залью эти даты в ежедневник. А там разрешена съёмка, или придётся с телефона? Тогда это только для соцсетей, на сайт разрешение не пойдёт.

– Там решим, – он сцепил руки в замок и оперся на них подбородком. – Ну что, посмотришь дом, пригоден для съёмок?

Почему он так приглушённо говорит? Словно не на осмотр дома зовёт, а, не знаю, на оргию. Или я что-то не понимаю, и под предлогом смотрин меня клеят? Или…

Да какая, к чертям, разница. Я всё равно, в любом случае, останусь довольна. Наверно.

– Конечно, поехали, – согласилась я.

– Прям так?

Мужчина спустился глазами по мятой футболке, ниже, к голым ногам в тапках со здоровенными когтями, которые задевали пол при ходьбе. Я спохватилась, что стоило бы шорты натянуть, но всё равно гордо выдала:

– Я уперлась в деревню не для того, чтобы наряжаться! Хоть здесь дай побыть настоящей… – столько патетики в одной фразе я выдавала последний раз в детском саду, читая стихи Маяковского.

Я скрылась за поворотом в зал. Ещё успев услышать сомнительное:

– Ну как же…

Глава 8

Дом писателя бал обычным. Скучным. Местами обыденным. Блин, я рассчитывала, что у него тут старая печатная машинка, книги везде, рукописи, много кофе и сигарет и, почему-то, свет старой лампочки, что отливала бы жёлтым.

Да даже для дома холостяка это тоже было скучно. Слишком стерильно. Никаких тебе чашек в раковине, или хотя бы один носок партизаном. Нет. Я разочарована. Хотя, чисто из соображений кадра, мне всё понравилось. Стеклянная стена с выходом на террасу как раз смотрела на запад. Значит, закаты тут шикарные. Можно поиграть с цветом и светом. Большая кухня-гостиная в серых тонах. Лёгкая лестница на второй этаж, где две спальни друг напротив друга. Одна, правда, оказалась кабинетом. Нет, жилище не обладало размерами. Оно рассчитано как раз на одного или двух людей.

Проходя мимо лестницы, я заметила томик стихов Есенина. Повертела в руках. Пролистала. Всегда была равнодушна к поэзии, а наниматель, видимо, большой фанат.

– Любишь? – я махнула книгой.

– Нет,– скривился писатель. – Я из страниц стихов Есенина косяки скручиваю.

– Плохой мальчик, – мурлыкнула, всё же немного поразившись таким экстравагантным способом курить.