Над пропастью

Да, был такой разговор. В беседах с Курбаном Василий Васильевич сказал как-то… Да, вроде как размечтались: кончится все это, прекратятся выстрелы, будет обычная жизнь, к какой так привыкли люди: утро… на завтрак теплые лепешки и теплое молоко (почему-то часто повторяли это слово: «теплое»), вышли — солнце (теплое), земля (теплая!)… И вот оно — поле… Вот оно, чудо нашей жизни — поле. Наслаждаешься запахом земли, потревоженной плугом, бросаешь в землю зерна — сбереженные, отобранные зерна! И ждешь, и надеешься… и поле радует тебя… Да здравствует жизнь!

Такое часто виделось. Мечтания всегда прерывались озабоченным: «Теперь о деле…»

Однако понимая, что Курбан в эти минуты еще не собран, говорил незначащее. И было — в такую минуту Василий Васильевич сказал Курбану: «Не ты первый идешь туда. Как говорится, дай бог, чтоб последний… И всякий раз, провожая, я держу вас… (он помолчал, не сразу смог подобрать нужное слово) ну — как цветок, что ли! — Улыбнулся, чувствовал: не то говорит, не нашел слово. — Красный цветок… Я его постоянно чувствую на ладони. Днем и ночью. Когда я разожму ладонь… Мы встретимся — и я разожму ладонь… и ты снимешь чалму…»

Был такой разговор. Был! И Курбан внимательно слушал. Правда, тогда он ничего не сказал. Но почему-то смотрел на свою ладонь и шевелил пальцами… засылать… ждать…

Была уже ночь, когда Арсланов пригласил к Василию Васильевичу двух неразлучных друзей — Усмана-сапожника и Азима-суфи…

41

В полдень караван матушки Тиник вошел в Кафирун, Курбан этот кишлак хорошо знал, когда-то читал проповедь в здешней мечети, был знаком с местными богатыми скотоводами.

И название Кафирнихан овеяно легендой. Рассказывают, что эта река каждой весной выходила из берегов и, натворив много бед, успокаивалась, стихала в своих берегах.

Кафирун… Странное название. Странные люди… Где еще можно встретить такое, чтобы люди, живущие по канонам ислама, кремировали умерших, как это делается здесь?.. А так — обыкновенный кишлак. Дувалы сложены из неотесанного камня, дома с балаханой. Живут люди…

Возле высокого здания, в котором Курбан узнал кишлачную мечеть, показались два всадника, двинулись навстречу.

«Никак Киям?» — подумал Курбан, вглядываясь в них. Верно — он.

— Добро пожаловать, матушка! — весело поздоровался Киям, подъехав к арбе.

— Ты кто — волк или лисица? — засмеялась старуха. — Байсун взяли?

— Скоро возьмут!

— Мой сын тоже здесь?

— Можно считать и так, — неопределенно ответил Киям, отводя глаза. — Отсюда до Байсуна всего один шаг… Командиры, матушка, сейчас находятся там… Там стреляют… Ничего! Придут вечером… А вас здесь ждут! Мы подготовили для вас дом самого богатого бая!

— Слава аллаху…

Киям раздраженно сказал Кулмату:

— Гони! Чего разинул рот!

Курбан понял, что Киям не хотел больше говорить со старухой. Взглядом показывал, что напрашивается на разговор. Пропустив мимо себя караван, поехал рядом с Курбаном.

— Шейх, — сказал Киям. — Я хотел поговорить с вами, досточтимый шейх… Я ужасно невезучий! Клянусь богом, шейх!.. Для меня все кончилось!.. Не стану от вас скрывать. Сейчас они вам скажут сами… Его преосвященство постоянно спрашивает вас…

Курбан ничего не мог понять из этого несвязного бормотания.

— Где Ибрагимбек? — спросил он.

— Ибрагимбека нет!

— Что? А где он?

Киям натянул поводья, лошадь остановилась.

— Нет его здесь! И там его нет!.. Он ушел на Кукташ. Может, и не на Куктащ, а на берега Кафирнихана… Ушел! Много нукеров увел с собой.

Курбан опешил.

— Почему?.. Что с Энвером-пашой?..

— Мне кажется, они поссорились… Байсун проклятое место… Вы-то знаете. Когда добрались до еврейского кладбища, после ущелья, по приказу паши бросились в атаку на Караултепе… А оттуда нас пулеметами… пулеметами! Вы не знаете, что такое пулемет… И слава аллаху!.. Пулемет — это… — Он вяло пошевелил рукой. — Это смерть. Да, я знал, что Ибрагимбек стоит в резерве. Энвер-паша отдал приказ об отступлении. Мы отступили на расстояние, где нас не могли достать пулеметы. Караван уже оторвался от них на приличное расстояние. Поехали. Потихоньку… Остановились в Инкабаде. Вы знаете такой кишлак?

— Знаю.

— Э! Теперь мне все равно… Вот там-то и нашел меня Ибрагимбек. «Скачи прямо в степь, останови караван и поверни обратно!» — приказал он мне. А сам с нукерами пошел на Акдару…

— Остальные?

— В Инкабаде. Все там! Все главные в этом кишлаке. В мечети. Совещаются.

— Ну, а потом?.. Там?..

— Ибрагимбек уехал… Я уже решил: сбегу. Ну их! Сбегу — и пропади пропадом все, что тут! Я хотел было скрыться — позвал Тугайсары. Смотрю, хазрат делает знаки подойти к нему. Все кругом огорчены… Хазрат спрашивает меня; «Что сказал Ибрагимбек?» Я сказал правду. Да и до каких пор я буду врать? Шейх, я всегда уважал всех, кто говорит правду!

— Верю!

— Хазрат сказал мне; «Не поступайте так, дитя мое. Пускай караван следует в Кафирун. Идите!.. Приведите караван в Кафирун!» Что мне оставалось делать, шейх? А? Всегда мне поручают такие дела.

— Что было потом? — перебил Курбан.

— Да что может быть!.. Приехал в Кафирун…

Курбан смотрел на Кияма, не скрывая усмешки.