Над голубым Иссык-Кулем

В пургу ориентироваться можно только по ветру, и то если его направление не меняется. Я двигаюсь боком к ветру, подобно крабу, все время следя за тем, чтобы снеговетровой, колючий, как миллион иголок, поток бил прямо в левое ухо.

Пришел в нижний лагерь уставшим, как после тяжелой работы: «пурга изломала». Знакомое по Арктике ощущение.

22 июля. Всю ночь свирепствовал ветер. Полы палатки стали словно железными — они грохотали под напором урагана, возникло ощущение того, что находишься в бешено несущемся поезде. Утром все оделись по-зимнему. Натянул и я телогрейку под штормовку. Одел меховой шлем, меховые рукавицы. Ночной минимум температуры — минус семь. Да еще ветер…

Индукционный анемометр АРИ-49 — удобнейший прибор. Взял его за длинную ножку, поднял над головой — и стрелка покажет скорость ветра на высоте около двух метров. Смотрю: стрелка ушла за двадцатое деление, а при порывах ветра отскакивает за двадцать пятое. Значит, на стандартной высоте флюгера скорость ветра не меньше тридцати метров в секунду, а при порывах и больше.

И все же надо идти на перевал. Даже как-то радостно на душе. Вспоминаешь Арктику… А вот про то, что находишься на широте острова Капри, да еще в разгар лета, — совсем забываешь. Горячего, южного солнца нет. А есть туман, ветер, пурга, мороз среди лета — стандартный набор атрибутов арктической погоды.

К вечеру ветер начал ослабевать. Внезапно от тумана очистились горы, перевал, весь ледник. Снова показалось небо. Но оно было мрачным, свинцовым. Тучи засыпали ледник снежными крупинками. Эта разновидность снегопада так и называется — «крупа». «Манна небесная» совсем присыпала арктического вида заструги, которые выточил ветер, используя в качестве орудия снежинки, предварительно плотно спресованные.

23 июля. Ночь была ясной, прохладной. Наутро ветер совсем прекратился. Тишина казалась вечной — таким она явилась контрастом недавнему буйству ветра и снега. Восстановилась видимость. Поднявшееся солнце было по-южному жгучим. Его лучи начали свою работу — быстро убрали неплотный слой «крупы» и принялись плавить выпавший за два «арктических» дня снег. Температура воздуха повысилась до плюс пяти…»

Подобные перемены погоды нередки в снежно-ледяной зоне Тянь-Шаня. Зимой во власти по-арктически свирепой пурги могут оказаться и более низко расположенные районы: метели бушуют и на перевалах автомобильной дороги Фрунзе — Ош, и на пастбищах Сусамыра. Конечно, такие явления в известной степени исключительны — проходит несколько дней и возвращается на небо горячее южное солнце. И все же мороз, метель, снег, лед — неотъемлемая часть природы Киргизии.

Хранилища живой воды. Одна из песен акына Токтогула называется «Аккан-су» («Текучая вода»). В ней Токтогул импровизировал на тему о происхождении жизни на Земле, об основе всего живого на планете. «За сорок тысяч лет до возникновения Земли, — так примерно пел акын, — из бесконечных снегов появилась чистая, прозрачная текучая вода — аккан-су. Вода — источник жизни. Она принесла благо человеку. И нет ничего более подвижного, более живого и более необходимого всему живущему, чем вода».

Где еще легче понять связь между разнообразием жизни в долинах рек и безжизненностью ледников, как не в горных странах, возвышавшихся над пустынями подобно Тянь-Шаню?

Только с открытием обширного оледенения в Тянь-Шане была разгадана одна из труднейших загадок географии Средней Азии: стало понятно, откуда берут воду реки, пересекающие сухие пустыни, и ясно, что ледники питают водой потоки, текущие на север — в Иссык-Куль, Балхаш, на запад — в Каспий и Арал, на восток — в те края, где, говоря словами великого художника и путешественника Н. К. Рериха, «как апофеоз безжизненности застыл жестокий Такла-Макан, омертвив срединную часть Азии».

Ледники — кладовые, сохраняющие воду среди огромных безводных просторов. Над равнинами Средней Азии, одинаково удаленными от Атлантического, Тихого и Индийского океанов, выпадают ничтожные осадки. Здесь слово «вода» — синоним слову «жизнь». И только высочайшие горы способны «выжимать» влагу из «натыкающихся» на них в своем движении воздушных масс. В ледяных коронах гор год за годом собирается эта влага, временно исключенная из круговорота воды на Земле. Она расходуется ледниковыми языками, спускающимися вниз, скупо, медленно, постепенно… Лишь незначительная часть общих запасов воды в ледниках уходит в рожденные льдами реки. Большая часть остается в кладовых, «под замком», в резерве природы.

Центральный Тянь-Шань — самый высокий район горной системы. Поэтому способность задерживать влагу из проходящих воздушных потоков у его гор особенно велика. Здесь расположились вместительные «кладовые» воды, сосредоточившие в себе почти треть всех среднеазиатских запасов. Площадь только двух ледников Иныльчек составляет половину всей площади оледенения Кавказа. В одном массиве Хан-Тенгри ледники занимают площадь почти две с половиной тысячи квадратных километров, равную территории Люксембурга.