— Здесь Север: вместе пойдешь, врозь вернешься. Спички, нож, топор, ружье, патроны — при любой погоде должны быть с тобой. Запомни это на всю жизнь…
Говоря так, он поправил лямки рюкзака на плечах Славика, проверил, хорошо ли тот прикрепил лыжи.
В тайге Славик ни разу не был, да и читал о ней мало.
Сперва тайга его обрадовала.
Потом удивила.
После — напугала.
Обрадовала праздничной чистотой и прибранностью. Ничего лишнего не увидел Славик в зимней тайге.
На самой опушке, чуть выскочив за ее край, треугольником стояли три невысокие молоденькие елочки, похожие на снежные чумы с зелеными рогульками над маковками. Вокруг чумов тянулся кружевной узорчатый след, еле приметно темнели вмятинки.
— Вот это и есть куропачий чум, — пояснил Андрей, указывая на ямки в снегу. — Нам с тобой в таком же ночевать придется.
Славик представил, как зарывается с головой в сугроб, и поежился.
И вот она, настоящая тайга. Опушенные снегом, недвижно замерли кедры и сосны. Меж высоких матерых деревьев, набегая друг на друга, теснился молодняк.
Было безветренно и очень тихо.
Гулко, как выстрел, трещал обломившийся под тяжестью снега сухой сучок. Славик вздрагивал, пугливо озирался, напряженно и старательно вслушивался в промороженную прозрачную тишину леса. Юноше казалось, что эта пугающая серая тишина станет глуше по мере того, как они углубятся в тайгу. Но вышло по-иному. Чем дальше они продвигались в глубь тайги, тем оживленней и голосистей та становилась. И Андрей еле поспевал пояснять Славику, что за птица, чем питается, как гнездится и выводит птенцов, какими отличается повадками.
Сперва в стылую тишину леса вонзилось надтреснутое громкое «Кар-р!». Это протрубил тревогу ворон — большая, поразительно черная, будто из чугуна отлитая птица. Ворон всполошил кедровок, те заголосили гортанно и надрывно, будто сварливые немолодые, но еще крепкие бабы сцепились в перебранке.
— Никак напали на корм, вот и делят, — пояснил Андрей.
Из чащи порскнула стайка соек и уселась, с кокетливым любопытством разглядывая людей. Славик залюбовался красивыми проворными пичугами, но, сколько ни вглядывался в них, никак не мог решить, какой же они расцветки. Были голубоватые, и белые, и пестрые, и вроде бы чуть подрозовленные. Яркие непоседливые сойки озорно перескакивали с места на место и голосили недовольно, но несердито.
А в зарослях пихтача стая крохотных синичек-гаичек неторопливо и въедливо, как истые криминалисты, обследовала каждую веточку, каждую хвоинку. Перебирали, ворошили клювиками зеленые иголочки, настороженно и пытливо косились на людей и при этом пищали хором. Стоило Славику отворотиться от пичуг, как тут же начинало казаться, что это звучали не птичьи голоса, а сами зеленые пихты. И будто метроном, задающий ритм всему таежному многоголосью, с завидной размеренностью, методичностью и неутомимостью выстукивал скрытый зарослями дятел. В той же стороне стрекотали невидимые сороки…
— Я думал, зимой тайга мертвая, — признался Славик.
— Кому зима не по нутру, те загодя в теплые края улепетывают. А эти — сибиряки, им и в мороз…
— Смотри скорее! Какой странный снежный ком. Во-он на макушке телефонного столба.
— Это полярная сова, — пояснил Андрей. — Великий молчун. Шарит вокруг всевидящими глазищами и ни гугу…
Дивился и радовался Славик, а Андрей довольно улыбался, благословляя судьбу за то, что столкнула с этим парнем — удивительно чистым, не тронутым порчей времени. За полтора десятилетия бродяжничества, одинокого холостячества и оторванности от большой жизни душа Андрея не огрубела, она изнывала в скрытом томлении по любимому существу, которому нужны были бы нежность и защита. Потому-то Андрей и пригрел, приласкал Славика. Рядом с ним Андрей распрямлялся духовно и был настолько счастлив, что не верил в долговечность их единения. «Влюбить его в лес, в живую природу. Привязать к ней» — в этом видел Андрей единственную возможность удержать подле себя юношу. Оттого так пространно и ярко живописал Андрей все, к чему прикасался сейчас Славик своими чувствами, что видел и слышал вокруг. И едва Славик перестал удивляться и восторгаться крылатыми обитателями тайги, Андрей сразу переключил внимание юноши на звериные следы.
— Видишь отпечаток подковок на снегу? Это белкины следы. Не иначе завтракать бегала. А может, на утренний променаж выскочила. А это вот — гляди-ка сюда — сдвойка. Хитрый заяц напетлял. Возвратился по своим следам и скок в сторону. Может и два, и три прыжка сделать в зависимости от опыта и возраста. Там нырнет в сугроб и затаится. Пока лиса или собака по его оборванному следу туда-сюда петляет в недоумении, заяц себе подремывает. Потом выберет удобный миг, скок в кусты — и поминай как звали…