Начнем сначала

Если он действительно любит Мартина, то почему вообще думает о том, как его разорить? И если предположить, что он был искренним, говоря ей, что ему пора жениться и иметь детей, то зачем выбирать такую жену, с которой он не хочет спать?

Так когда же он лгал?

Она может сколько угодно искать ответы на все эти вопросы, но в любом случае ей придется выйти за него замуж, поскольку она не может просто умыть руки и равнодушно наблюдать за тем, как Мартин теряет все, что у него есть.

Почувствовав, что вода окончательно остыла, она выбралась из ванной и сняла с сушилки пушистое банное полотенце. Завернувшись в него, она вдруг с удивлением заключила, что, если бы Адам испытывал к ней хотя бы только чувственное влечение, такое, как она к нему, то, несмотря на то, что между ними и нет любви, с нетерпением бы ожидала их свадьбы, была бы счастлива отдаваться ему и постаралась бы сделать их союз счастливым, положив в его основу взаимное чувственное влечение, уважение и симпатию.

Но как она может уважать человека, который готов опуститься до шантажа, который угрожает разорить собственного отца, если не может по-другому добиться своего? И это опять привело ее к мыслям о его презрении к ней. Он знал, как бурно она отвечает на его ласки, и это вызывает у него отвращение. Она видела презрение в его глазах, когда он оттолкнул ее, потому что ему было противно доводить свои ласки до любовного финала.

Тогда что же он хочет от нее?

Тут она вспомнила, что задерживает его, погрузившись в свои размышления. Адам никогда ничего честно не расскажет ей; он играет с ней, как кошка с мышью, и получает от этого удовольствие. Простого и ясного ответа она все равно не найдет, так что нет смысла растравливать себя понапрасну, надо приспосабливаться, насколько это возможно. А это значит, что она весь день должна провести с ним, потому что он так хочет. Значит, так и будет. Но ее покорность вовсе не означает, что она делает это с удовольствием.

По его совету она надела плотную твидовую юбку красно-кирпичного цвета, кожаные сапоги и просторный шерстяной свитер кремового цвета. Непослушную гриву золотисто-каштановых волос она укротила, заплетя толстую косу, и обошлась без косметики, если не считать розовой помады, наложенной на губы.

Стараясь унять естественное любопытство насчет того, что ее ждет сегодня, она прошла на кухню и увидела, что он закрывает крышку корзинки. Пикник? В январе? Но она не собиралась ни о чем спрашивать его. Пусть он всем распоряжается, собирается; ее дело - ехать с ним, независимо от того, хочет она этого или нет. Единственный приемлемый способ показать ему свое несогласие - это не проявлять ни малейшего интереса, решила она упрямо.

- В чайнике есть чай, если хочешь. - Но его небрежный тон, движение даже плеч под мягкой кожаной курткой, которую он надел поверх черной шерстяной рубашки, свидетельствовали о его недовольстве ее долгими сборами.

Седина лишь пожала плечами и решительно намазала себе маслом тост, запив его двумя чашками чая, пока он относил в машину корзинку. Он вернулся на кухню и встал у дверей, играя ключами в ожидании, пока она закончит завтрак, который чуть ли не застревал у нее в горле.

- Если хочешь разозлить меня, то ничего не получится, - спокойным тоном заметил он, добродушно улыбаясь, когда она наконец поставила чашку. Однако его прекрасные зеленые глаза не улыбались, так что она поняла, что он говорит не правду, что этот день и то, что он задумал, имеют для него немаловажное значение.

Устыдившись своего ребяческого упрямства, она прошла мимо него в прихожую, снимая на ходу с вешалки свою кожаную куртку и злясь на себя из-за того, что ей стыдно за то, что она считается с его чувствами, в то время как он ни в грош не ставит ее собственные.

Да, день действительно был чудесный, согласилась она с ним, когда они выехали из Лондона. Небо было безоблачным, синим и ясным, воздух тихим и бодрящим - просто подарок этой зимы, которая до сих пор была преотвратительной. И было глупо с ее стороны дуться, огрызаться на его реплики или отмалчиваться, делая вид, что ее безумно интересует унылое рассуждение какого-то нудного комментатора по радио, которое она включила, как только села в машину.

Она вскоре выключила радио и взглянула на бесстрастный профиль Адама, заметив, как дернулись его губы, когда она спросила:

- Куда мы едем? - Он прямо-таки был уверен, что рано или поздно ее природное любопытство возьмет верх.

- Котсуолдз, - ответил он, и прежде, чем она задала следующий вопрос, продолжил:

- Я сначала думал, что мы вдвоем пойдем сегодня к Мартину, но с этим придется подождать.

- Ванесса была бы просто в восторге! - ее легкий сарказм смешался с тревогой и смущением. Она всегда была ближе к дяде, чем к Венессе, хотя та по-своему хорошо к ней относилась. Селина была ей за многое благодарна.

- Не беспокойся. В конце концов Ванесса примет меня как члена семьи. Голос его звучал сухо, и Седина, не подумав, спросила: