...Начинают и проигрывают

— Иди. Но из гаража никуда без моего разрешения.

— Так что — здесь и ночевать? — Он хмыкнул. — У меня помягче ночевки есть.

— Если понадобится — будешь и ночевать, — пресек я его попытку пофамильярничать со мной. — Человек погиб, идет расследование, ясно?

Олеша смущенно потоптался на месте, не зная, что сказать, и, наконец, припомнил, не очень к месту, чужую остроту:

— Нам, шоферам, все равно — спать или ехать. Спать даже лучше.

— Можно без трепа? — оборвал я строго. — И чтобы о нашем с тобой разговоре — никому ни звука. Спросят, скажи — про всякие неисправности в машине интересовался следователь.

— Есть! — ответил он по-армейски и закосолапил к двери, громко шаркая по полу обитыми подковкой каблуками сапог.

Я отправился на поиски Юрочки. Нашел его возле гаража. Он стоял у самых ворот и что-то прикидывал, поглядывая то на кирпичный корпус цеха справа, то на высокую, тоже кирпичную, старой фигурной кладки ограду с левой стороны гаража.

— Гляди, — сказал он. — Вот ты преступник.

— Экспериментик? — усмехнулся я; Юрочка обожал следственные эксперименты — одна из его слабостей.

Он никак не среагировал на мою усмешку.

— Только что ты повредил тормозную систему напильником. Что ты с ним сделаешь? Куда денешь?

— Проглочу.

— Нет, серьезно.

— Спрячу, конечно.

Юрочка удовлетворенно кивнул.

— Еще бы! А конкретно — куда?

— Ну, не знаю. В гараже где-нибудь. Мало ли…

— Где именно? — не унимался он. — Вот, посмотри.

Пол цементный, недавно отремонтированный, еще без выбоин. Для каждой машины отведено свое место, отгороженное невысокой, всего в два кирпича, кладкой. Под окнами диспетчерской, у противоположной воротам стены — ремонтная яма, тоже цементированная, со ступеньками. Ряд ящиков, наподобие ларей, для хранения инструмента с жирно намалеванными черной краской фамилиями шоферов. На каждом ларе — висячий замок.

И больше ничего. Просторный гараж выглядит пустующим, хотя на месте пять машин из семи. До войны их здесь, вероятно, размещалось десятка полтора, не меньше.

Да, в гараже не очень спрячешь. Если только… Нет, даже дураку в голову не придет подсунуть орудие преступления в чужой ящик. Его все равно обнаружат, не сегодня, так завтра, и опознают. Шоферы насчет инструмента народ завистливый, знают его наперечет у всех в гараже.

Взять с собой? Вынести с территории комбината?…

— Вряд ли, — покачал головой Юрочка. — Опасно. Вдруг в проходной проверят. Куда проще вывезти на машине и потом выбросить где-нибудь. А еще проще не выходя с территории.

— Швырнуть через забор? — догадался я; не зря ведь Юрочка прохлаждался именно здесь, у ворот.

— Ага, дошло?

Я сразу приуныл. Ну, тогда ищи-свищи! Кругом снег, сугробы. Напильник не отыскать.

— Да, дело швах!

— А ты не унывай, лейтенант! — Юрочка вытащил из кармана какую-то плоскую железяку и, размахнувшись, перебросил ее на ту сторону забора. — Если только напильник там — достанем.

— Иголка в стоге сена, — хмыкнул я недоверчиво.

— И иголку находили, когда надо было, и еще помельче, — сказал он убежденно. — Словом, эту вещицу я беру на себя. Не сейчас, конечно, не в темноте. Завтра с утра займусь основательно. Вот только поточнее бы определить район поисков. — Он кинул через забор еще одну железяку; вероятно, ими были набиты все его карманы. — Пожалуй, надо ближе к воротам. Клиент вряд ли отходил от них больше чем на два-три шага.

Всех разыскиваемых оперы с легкой руки Флора Моисеевича называли клиентами.

— Клиента звать Андрей, а фамилия — Смагин.

— Установил? — обрадовался Юрочка.

Я рассказал ему все, что узнал от Олеши.

— Он! — убежденно воскликнул Юрочка. — Сто тридцать шестая статья — точно! — И сразу же забеспокоился: — Как бы еще не мотанул, потом возись с розыском. Не послать ли за ним прямо на товарный двор? Как ты думаешь?

— Ждем еще десять минут. — Я посмотрел на свои трофейные часы со светящимся циферблатом и паутиновой сетью морщин на пластмассовом стеклышке.

— Не приедет — звони прямо нашим дежурным на станцию, пусть они там поищут, — посоветовал Юрочка.

Сам он отправился добывать сведения о новом клиенте, а я поднялся в диспетчерскую. Спросил у Тиунова, ночуют ли шоферы в гараже.

— Очень даже часто, — ответил он. — Утром рано вывозить груз, а горячей воды у нас нет. Мотор долго разогревать. Вот они с вечера сбегают домой, а потом возвращаются и здесь спят, в комнате отдыха.

— И вчера ночевали?

— И вчера. — Тиунов приподнялся на целой ноге, посмотрел график. — Бондарь, Смагин и Изосимов.

— Так…

Несколько умышленно небрежных, для отвода глаз, вопросов о Бондаре и Изосимове. Шоферы как шоферы. Изосимов — бывший фронтовик, после ранения уволен вчистую. Бондарь — самый старый шофер в гараже, постарше даже покойника Васина.

— А третий?… Как вы его назвали? — спросил я, пытаясь за равнодушным тоном скрыть жгучий интерес.

— Смагин? — Тиунов заулыбался: — Мальчишка совсем, допризывник, семнадцать с чем-то ему. Шустрый, веселый…

Скоро, скоро ты узнаешь, дорогой товарищ Тиунов, во что обошлась шустрость мальчишки!

— Вы были всю ночь в диспетчерской, товарищ Тиунов? Никуда не уходили? Перерыв у вас есть?