Начинай со своего дома

– Клянусь, что отныне эту шикарную женщину никто никогда не назовёт глупой коровой! Клянусь, что с этого момента я забуду все свои романтичные бредни, возьмусь за ум и стану самой хладнокровной и расчётливой дамой в нашем издательстве!

Глава 3

Именно с таким настроем я и осталась в очередное «ночное», не обращая внимания на зазывное поскрипывание ступенек лестницы и отмахиваясь от таинственных шорохов за дверью нашей комнаты. Я деловая собранная леди, от которой зависит своевременная сдача номера в тираж, ни больше ни меньше! И пусть хоть тысячами голосов дом протрубит прямо мне в уши, моё спокойствие останется таким же незыблемым и нерушимым!

– Саша! Ты слышишь меня?!

– А? – очнулась я.

Только сейчас до меня дошло, что уже какое-то время меня нещадно трясёт за руку Зинаида, наша верстальщица, пока я, стиснув зубы, вела внутренний монолог.

– Прости, Зинуль, задумалась, – я посмотрела на девушку. – Что случилось? Текст не влезает?

– С текстом все в порядке, Саш, но мне срочно нужно домой.

– Как – домой? – удивилась я. – Мы же только начали! Мне ещё вон, – я кивнула на распечатки, – тридцать полос вычитывать! А ты говоришь – домой.

– Говорю! Мамка звонила – у нас трубу прорвало в детской, вода хлещет, как из ведра. Надо срочно аварийку вызывать, а она мальчишек успокоить не может!

У нашей Зинули год назад родились братишки-близнецы, а спустя полгода умер отец от какой-то сложной болезни, оставив троих детей и жену в полнейшей растерянности и тоске. Зина на тот момент училась в одиннадцатом классе. Кое-как окончив школу, она устроилась в наше издательство, поднаторела в вёрстке и теперь была единственной кормилицей своего семейства.

– Ах, трубу! Что ж ты сразу не сказала, конечно, беги! – забеспокоилась я. – Работа работой, но семья важнее! А я пока с корректурой закончу. Слушай, может быть, Тамарку вызвать, раз такое дело?

– Ты что, забыла её ревнивца? Да он же потом всю нашу редакцию с потрохами сожрёт, не подавится. Я думаю, даже перед шефом не остановится…

– Это да, это я не подумав сказала, – согласилась я. – Ладно, сами справимся.

– Конечно, справимся! Я быстро – одна нога там, другая тут.

– Беги, Зинка. И зонт не забудь – слышишь, как разошлось?

– Не забуду, Саш! Спасибо!

– Только входную дверь сама закрой, ага? Лень вставать…

– Ладно.

Зина сгребла с моего стола ключи от офиса, подхватила свой старенький клетчатый зонтик и хлопнула дверью. Я осталась одна во всем доме.

– И прошу меня не отвлекать! – громко произнесла я в пустоту, придвинула к себе чашку с остывшим кофе, взяла в руки карандаш, поправила очки на переносице, поёрзала попой и углубилась в текст.

Люблю я работать под шум дождя!

Спустя какое-то время мои уставшие глаза объявили бойкот. Я взглянула на циферблат настенных часов – конечно, уже полпервого ночи! – вылезла из кресла, сделала несколько прыжков на затёкших ногах, сгребла пустую кружку и поплелась на кухню за свежей порцией бодрящего напитка.

Чтобы дойти до вожделенного чайника, нужно пройти через длинную тёмную галерею, прозванную Марией Семёновной «выходом в свет». Чудной господин Лебедев, проектировавший свой дом, почему-то задумал этот узкий коридор совершенно глухим, без единого просвета в виде двери или окна. Я не знаю, дружили ли раньше стены этого помещения с канделябрами, освещавшими своими парафиновыми палочками дорогу хозяевам, но сейчас здесь не было ни одного светильника, ни даже завалящей одинокой лампочки, свисающей на тонком проводке – ни-че-го! Сколько раз мы пытались провести сюда освещение силами вызванных мастеров – всё без толку! Просто мистика какая-то. Лампочки Ильича выдерживали ровно минуту, а затем начинали шипеть, скворчать, как сало на сковородке, и перегорали. Дольше всех продержалась только японская энергосберегающая лампа, купленная в самом дорогом супермаркете по сумасшедшей цене. Её презрительной усмешки хватило минуты на три, за которые мы, кстати, смогли рассмотреть тонкую лепнину вдоль потолка – и зачем, спрашивается, она в таком месте, если всё равно никто её не видит? – и потрясающе красивые обои, которые вспыхнули золотом и погасли вместе с перегоревшей восточной штучкой.

– Мда, – крякнул Пётр Петрович, стоявший в тот момент рядом со мной, и невольно уцепился за моё плечо.

Я усмехнулась, благо ничего уже видно не было. Наш шеф панически боится темноты, усердно скрывает это от всех своих сотрудников, но все, как водится, об этом прекрасно знают.

– Не судьба! – философски произнесла Мария Семёновна и, подхватив Зимина под руку, вывела его на свет.

И вот через эту галерею мне и предстояло сейчас пройти. Я внутренне напряглась. Одно дело ходить здесь, когда дом кишит людьми, и совсем другое – совершать это в час ночи, будучи одной во всём пространстве.

– Я ни капельки не боюсь! – громко сказала я и решительно распахнула дверь. Темнота, стоящая с той стороны двери, с любопытством посмотрела на меня. Я прямо кожей ощутила это любопытство, по которой тут же забегали холодные мураши. Поправив очки, сползшие на кончик носа, я глубоко вздохнула и шагнула вперёд.