Начинаем жить

Сева перевел взгляд на Саню, потом опять на Татьяну.

— Одобряю! Молодцы, шустрые ребята. Давай поздравлю!

И расцеловал Татьяну. Вера с Вадиком тоже заторопились поцеловаться с хозяином дома, с Таней. Событие ведь — Александр Павлович жизнь переменил. Они перешли в кухню и там расселись.

— А мы вам подарочек припасли на новоселье! — зычно объявил Сева. — Ты Бережкова вытащил на свет Божий, теперь расплачивайся. Решили у тебя небольшую выставку устроить. Стены у тебя голые, места много, пусть Бережков повисит.

— Как это? — не понял Саня. — Откуда Бережков?

— Из Тамбова, — захохотал Сева. — Я туда вместе с Витьком отправился и с картинами, которые ему жить не давали, разобрался. Старик, видно, уже здесь стал писать. Тосковал, видно, и занятия себе искал. А получи лось неплохо. Трогательные такие картинки, живые. Ну, что мог, я по Тамбову распихал — в школу, в детский сад соседний, в библиотеку. Пусть ребятишки не олеографиями любуются, а холстами. А что не пристроил, сюда привез, может, кому пригодятся. Ты же, Саня, не будешь возражать, если картины у тебя пока поживут. В них что-то французистое есть, они не раздражают.

— Хорошо, — согласился Саня. — Развесим. Места и правда много.

— Ну, тогда, ребята, заноси! — скомандовал Сева и встал.

Саня посторонился, пропуская, и вышел последним — помогать.

Из багажника микроавтобуса запакованные картины одна за другой переселялись в дом.

— Ты, Татьяна, насчет ужина сообрази, — заглянув в кухню, распорядился Сева. — Мы ночевать останемся, вечерком посидим, завтра картины развесим. Сама знаешь, надо при дневном свете вешать. Веруня! Неси, что мы там привезли. Только посмотри, может, маловато будет.

Вера замахала руками.

— Не маловато! В самый раз! Лишнего не надо! Я сейчас вам помогу, Таня.

Женщины засуетились на кухне.

Микроавтобус во дворе, картины в комнате, гости с хозяевами за столом.

— Куда ни посмотришь, молодые! — засмеялся Сева, поднимая рюмку. — Эти молодые, — он кивнул на Саню с Татьяной, — эти молодые, — кивок в другую сторону на Вадика с Верой. — Так что выпьем за молодость!

Засмеявшись, все выпили. Саня видел, что у Вадика с Верой полный лад, кофточку на плечи накинул, хлеб маслом намазал, и рука так и тянется: где там Веруня? Пусть поближе сидит. А про Веру и говорить нечего — цветет!

— А с Матиссом там что? — вспомнил Саня. — Чем дело кончилось?

— Да какой там Матисс! — ухмыльнулся Сева. — Будь это Матисс, Бережков сам бы его в музей отнес. Дар товарища Бережкова. А это так, ерунда на постном масле. То ли сам Бережков в молодости баловался, то ли кто-то из его приятелей. А Витек, сообразительный парень, подпись накарябал. Думал, тут ему сразу кучу денег отвалят. Захотел в рай на чужом горбу въехать. Но у нас своих мошенников хватает. Они сами тут друг друга объегоривают, наворованные деньги из кармана в карман пересыпают.

— Я же сразу сказала — аферист! — подала голос Вера.

— Да не аферист пока, только попробовал. Но я ему сразу сказал — выбирай, чему будешь учиться: мошенничать и очки втирать, тогда иди к Егору, он с тебя плату вперед взял, научит. Всю жизнь будешь настороже: кто кого переиграет? Они меня или я их? Жизнь — нервная, азартная. Можно и так прожить. А можно и по-другому. Выучиться ремеслу и делом заняться. Тоже интересно. Вот он сидит теперь в Тамбове, думает. А может, не думает. Не знаю.

— Давай, Сева, за тебя выпьем, — предложил Саня. — Сколько я тебя знаю, всегда тебе удивляюсь. Ты у нас самый толковый по-человечески человек.

— Правильно, за меня обязательно надо выпить, — согласился Сева. — А потом за Вадика, за Веру, за тебя с Татьяной, тоже все толковые люди.

Дружеское сидение за бутылкой вина отрадно сердцу. Все потеплели, прижались друг к другу. Саня принес гитару, принялись петь романсы, туристические песни, военные, все вперемежку, как в жизни перемешивается прошлое и настоящее, страдание и любовь.

Наутро занялись картинами. Натюрморты, пейзажи. Будто множество окон открылось в доме — в весну, осень, в грусть, в радость.

— А вот эту набережную в кабинете повесим, — выбрал и для себя картинку Саня. — По воспоминаниям писал, очень парижская.

Вадик понес картину за Саней наверх.

— Выбирайте место, буду гвоздь вбивать.