Начдив Иван Грязнов

Командир 1-го Красноуфимского полка поднялся в добром настроении. Порадовал Найхин. На рассвете его батальон выбил белых из поселка Бисертского завода. Грязнов задумался над тем, как лучше развить достигнутый успех, но неожиданно позвонили из штаба дивизии. Сообщение было тревожным. Дрогнул весь левый фланг 3-й армии. Белогвардейские части начали быстрое продвижение вдоль линии железной дороги на Кунгур. Иван Кенсоринович озабоченно покусал губы и сказал ординарцу:

— Скачи к Найхину. Пусть немедля отходит. Всем приказано отходить.

— Поздно, — проговорил кто-то за спиной. Грязнов обернулся — на пороге стоял незнакомый боец в мокрой шинели.

— Откуда вы?

— От Найхина. Батальон окружен. Выйти можно только вплавь через пруд, но сильно мешают огнем.

С отходом командир полка решил повременить. Прежде сделал все возможное для того, чтобы выручить бойцов Найхина. Короткие отвлекающие удары других рот несколько обезопасили их переправу через пруд. Батальон вышел из окружения в половинном составе.

Четверо суток отрывались от преследователей. Оставили Манчаж, Юву, Криулино, Верхнюю Сарану. Прошли уездный центр. Сил для защиты города не было. Советские учреждения из Красноуфимска эвакуировались.

И вот достигли назначенного строгим приказом рубежа. Остановились в шести верстах южнее Суксунского завода.

Грязнов распорядился оборудовать окопы по склонам горы Песчаной. Стрелки рыли ячейки метрах в пятнадцати-двадцати друг от друга. Отделения готовились драться за роты, взводы — за батальоны. Молчали бойцы, даже завзятые весельчаки забыли шутки-прибаутки. Грязнов неторопливо вышагивал вдоль линии окопов. Бойцы узнавали его по особым сапогам, голенища которых были выше колен, и знакомой фуражке. Обычно Иван Кенсоринович носил ее лихо, по-юнкерски. Сейчас козырек был надвинут на самые брови, и многим казалось, что и без того невысокий командир сдал в росте.

Поторапливать бойцов не приходилось, трудились на совесть. Грязнов свернул самокрутку, прикурил от зажигалки и принялся в который уже раз оценивать подходы к Песчаной от Янчаково. Оттуда, видать, и попрут беляки на прорыв к Кунгуру. Две дивизии — 3 и 4-я Уральские — должны остановить их. Дивизии!.. Если начистоту, то и бригадами их трудно назвать: и в той и другой только по два стрелковых полка, обескровленных, измученных.

На севере второй день пальба и снарядное уханье — это отбиваются полки 3-й Уральской. «А сколько мы продержимся? — подумал комполка. — Резервов-то никаких!»

О том же тревожились и члены Реввоенсовета 3-й армии. Они телеграфировали командующему Восточным фронтом, что армия переживает критические минуты, что срочно нужны резервы. Фронт отвечал: «Мы бессильны чем-либо помочь…»

Дойдя до правофланговой роты, Грязнов хотел было повернуть обратно, но его удержали чьи-то испуганные голоса. Командир резко обернулся. С тыла бежали повозочные.

— Обошли нас! Обошли! — кричали те. — Конница прет. Казаки!

Вдали действительно мельтешила какая-то темная масса. Похоже, конница.

Роты в спешном порядке развернулись для отражения атаки с тыла. Пулеметчики выкатили «максимы» на новые площадки. Стрелки защелкали затворами. Вскоре силуэты первых всадников стали хорошо различимы. Двигались они почему-то походной колонной. «Не подвох ли?» — заволновались бойцы, наблюдая за конными сквозь прорези прицельных планок.

— Смотрите! Смотрите! — неожиданно выкрикнул молодой пулеметчик Иван Парамонов. — Флаг-то какой! Ура! На-аши!..

Соседи зашикали:

— Тише! Ослеп, что ли, со страху?

Но пулеметчик оказался прав. Через несколько минут в этом убедились все и, как по команде, кинулись навстречу конникам. Грязнов не отстал от самых прытких. Забыв про солидность положения, мчал наперегонки с бойцами и в числе первых достиг всадников, шедших под алым стягом.

— Где командира найти? — спросил приземистый в бурке с красным бантом.

— Я, — подался вперед Иван Кенсоринович. — Грязнов — командир 1-го Красноуфимского…

— Карташев, — козырнул старший конной группы. — Командир 1-го Оренбургского социалистического казачьего полка имени Степана Разина. Из отряда Блюхера мы.

— Не слышали про такой, — качнул головой Грязнов.

— Это верно, — с улыбкой отозвался Карташев. — Про нас и Москва, и армия четыре месяца ничего не слышали. Да не потерялись, как видишь. От Троицка через Белорецк к вам, на север пробивались. Не веришь еще? Ладно, вот и бумага есть. Читай. Нам тут вместе теперь оборону держать.

Прочтя переданный ему документ, Грязнов поднялся на пригорок, помедлил, а потом резко выбросил левую руку и звонко скомандовал:

— Ста-ановись!

Красноармейцы проворно и ладно построились.

— Товарищи! — торжественно произнес Иван Кенсоринович. — Это — наши братья. Это — красные казаки! Они пробились к нам из глубокого вражеского тыла. Пробились, чтобы в единении с нашими уральскими войсками бороться и бить заклятую белогвардейщину…

Рассыпались красноармейские шеренги. Не ожидая на то особого приказа, начали спешиваться и конники. Жали друг другу руки, обнимались, менялись кисетами, делились куревом.

— За табачок спасибо. Забористый!