Начдив Иван Грязнов

Командующий сделал паузу, обвел взором присутствующих и, отыскав примостившегося в дальнем конце стола Грязнова, задержал взгляд на нем. Фрунзе знал, что уральцы 30-й и 51-й связаны боевым товариществом. И сейчас, когда бойцам Блюхера неимоверно трудно, кому как не тридцатникам прийти на выручку. Но уж больно молод их командир. А другим до Чонгара далеко, и неведом он им.

— Вся республика смотрит на вас, — медленно и с какой-то особо подкупающей теплотой в голосе проговорил Фрунзе.

Грязнов пружинисто поднялся. «Ишь ты, словно вырос на глазах», — отметил Михаил Васильевич и прямо спросил:

— Вы можете выполнить стоящую перед нами задачу?

Молодой начдив смело глядел в прищуренно-испытующие глаза командующего:

— Да, можем. Вверенная мне дивизия состоит из лучших революционных пролетариев Урала и закаленных сибирских партизан.

Уже другим тоном Фрунзе сказал:

— Из тыловых дивизий передаю вам на усиление гаубичную и тяжелую артиллерию. Богаче станете.

Вернувшись с военного совета, Грязнов вместе с комиссаром дивизии Романовым направился в бригады.

— Кого первым пошлем в бой, комиссар?

— 268-й и 266-й.

Как ни любил Иван Кенсоринович части родной Красноуфимской бригады, как ни гордился ими, но не забывал, что они только младшие братья в семье полков дивизии. А бойцы 268-го стрелкового под ружьем с марта восемнадцатого. От них и пошли на Урале все другие регулярные полки РККА. А ветераны 266-го?.. Они еще красногвардейцами бились с Дутовым. В рядах Коммунистического батальона Екатеринбурга поднялись на борьбу с белочехами и в первых же схватках с ними заслужили право нести до полной победы имя геройского уральского большевика Ивана Михайловича Малышева.

Комиссар, между тем, продолжал:

— Им нельзя отказать быть первыми. Это большой политический фактор.

— Согласен. Но надо и самих спросить.

Пришпорили коней и через час добрались да 3-го батальона 268-то стрелкового толка. Грязнов рассердился, увидев, что командир сменил удобную стоянку бойцов на полуразрушенную кошару невдалеке от Сивашского моста.

— Что за передислокация, Александр Константинович? — напустился Грязнов на комбрига Окулича. — Там люди и обогреться могли, а здесь?

— Здесь теплее, к Крыму ближе, товарищ начдив, — ответил за комбрига рыжебородый веснушчатый боец.

— Я вас опрашиваю, Окулич?

— Ругал уж их. Но заслышали гул орудий с Перекопа — не удержать.

— О чем тут спрашивать, начдив? — проговорил за спиной комиссар.

— Вижу, — ответил тихо и, возвысив голос, обратился уже ко всем:

— Верно действуете, уральцы! Пора вперед. Пора в последние атаки! Фрунзе говорит, вся страна, сам Ленин смотрят на нас.

От Окулича начдив с военкомом поехали в бригаду Калмыкова.

266-й малышевский полк второй день стоял на отдыхе в развалинах хутора Васильевского. Высокий, худой комполка Аронет был хмур.

— Ты что, не в себе, Владимир Андреевич?

— Да так, — кинув руку на эфес неизменной своей спутницы — шашки, ответил Аронет. — Без дела мерзнем.

— Дело будет. До штурма считанные часы остались.

— Да!? — меняясь в лице, переспросил Аронет.

— Вот теперь человек человеком, а то как ворон был…

12. Над Чонгаром гул атаки…

10 ноября Грязнов вернулся в штаб. Промокший пахнущий горькой солью Сивашей, но полный энергии и молодого задора он рассказывал Богомягкову:

— Канонада на Перекопе к югу удаляется. Сам слышал. Пошли, слово даю, опять пошли!.. Знаете, что Калмыков замыслил? Сейчас, когда на Перекопе успех, считает — нужно всей бригадой идти на переправу. Первый полк делает разведку боем. Два других поддерживают немедля. Общий штурм. Остановок быть не может. Весь Тюп-Джанкойский полуостров думает с ходу брать. Каков, а?!

— Думать можно, — не загораясь, откликнулся начальник штаба. — А действовать не придется.

— Почему?

— От командарма новые указания получены. Читайте.

Грязнов устало присел на скамью, скинул фуражку.

Командующий 4-й армии Лазаревич ставил в известность, что активная операция частей армии тормозится и сегодня, 10 ноября, никак не может быть проведена: нет тяжелой артиллерии, нет самолетов, суда Азовской флотилии вовремя не пришли. Приняв все это во внимание, Фрунзе санкционировал: войска 4-й армии смогут начать самостоятельные действия не ранее 13 ноября Начдив и сам понимал: до полной готовности к штурму еще далеко. Выделенные Фрунзе 42-линейные пушки, 48-линейные и 6-дюймовые гаубицы — в пути. К вечеру может, и подтянутся, но пока… У Калмыкова стоящей переправы нет. Только перекинули настил по обгоревшим сваям моста, но заухали дальнобойные Врангеля, и все разнесли по бревнышку. Правда, комбриг и теперь твердит: «Ничего, выручит наплавной!» А как артиллерию, конницу и боезапас по бревенчатой нитке перекинешь? И все же время не ждет. О Блюхере, о всех остальных частях армии Корка помнить надо.

Расправив листки телеграфной депеши, Иван Кенсоринович принялся перечитывать ее и неожиданно чему-то улыбнулся.

— А отсрочки может и не быть, Степан Николаевич, — обратился к Богомягкову и с привычной горячностью заговорил: