Зимой Кама бойцам Грязнова как-то не приглянулась. Замерзшая, переметенная снегами, не удивила ни красой, ни ширью. До любований ли было? Теперь — не то: стояло лето, и не отступали, а с победой шли. Всюду слышалось:
— Так вот ты какая!
— И впрямь, красавица!
Зачарованно смотрел на Каму и комбриг. Не хотелось уходить от берега. Но звали дела. Надо было подтянуть тылы, разыскать мастеров для ремонта трофейных катеров, предстояло наладить связку плотов, достать лодки из окрестных деревень, а главное — тренировать и тренировать группы десантников.
30 июня подготовка к форсированию была закончена. Вечером, перед броском за Каму, решено было отдохнуть. На полянах, под разлапистыми елями поднялись сцепившиеся штыки винтовок. Бойцы разбились на группки. В каждой говор, в каждой про свое толкуют.
Иван Кенсоринович пришел к землякам 262-го Красноуфимского полка. Бойцы потянулись к нему. Громкие разговоры забылись. Посидели, помолчали, а потом, не сговариваясь, затянули песню. Ее сложили артинцы 3-й роты, сложили о себе, о родном заводе, но песня и другим пришлась по душе, незаметно стала любимой во всем полку.
Запели тихо, с печалью:
Второй куплет зазвучал сильнее, мужественней:
Песня была долгой: с каждым памятным боем к ней добавлялись новые и новые строки.
«Что сложат песенники после Камы? — подумалось Грязнову. — И как все будет там, на уральском нашем берегу?»
Разведка приносила обнадеживающие сведения. Боеспособность армии генерала Гайды катастрофически падала. Некоторые части ждали красных не для борьбы, а для перехода на их сторону. Вот и вчера разведчики доставили любопытный документ.
«Товарищи! — обращались солдаты одного из закамских полков. — Как можно скорее гоните белую шантрапу. Но очень не стреляйте. Мы офицеров сами перестреляем, добровольцев и штурмовиков тоже. А мобилизованных не троньте, потому что они насильно из деревень выгнаны пулеметами. Так вот, товарищи, в добрый час! Забирай Пермь!»
«В добрый, так в добрый. Хорошо, если так и станет. Меньше смертей. Быстрее Урал вернем, — думалось Грязнову. — А с кем-то свидеться удастся?»
Он опустил руку на полевую сумку, где лежала газета «Красный набат» с короткой заметкой «Герои нашей борьбы». В ней говорилось:
«В Вятской губернской больнице от тяжелой болезни скончался заведующий губернским пленбежем Кенсорин Назарович Грязнов… Он всей душой рвался на Урал, где осталась его семья, с которой он потерял всякую связь еще в мае 1918 года… Завтра вершинам Урала и твоей дорогой семье, товарищ, мы скажем:
— Привет тебе, Красный Урал!»
Скорбью делу не поможешь. Комбриг поднялся, вынул старинные отцовские часы. Время.
— Теперь, ребята, самое главное — быстрота.
Когда десантники, переплыв реку, ринулись на штурм неприятельских окопов, старенькая шинель и потертая кожаная фуражка комбрига замелькали впереди. Не мог он в таком бою отказать себе в праве быть первым…
Форсировав Каму одновременно у села Туродачий, Оханска и Усть-Нытвы, бригады 30-й дивизии устремились на восток.
1 июля 1919 года 29-я стрелковая дивизия освободила Пермь, а передовые батальоны 21-й дивизии вступили на улицы Кунгура.
— Наши идут! — летела по городам и поселкам Урала радостная молва.
В Екатеринбург в числе первых пришла 28-я стрелковая дивизия под командованием Владимира Азина. Дороги 30-й дивизии оказались более долгими. Но и ее полки успели стать участниками парада, который проходил на Верх-Исетской площади только что освобожденного Екатеринбурга.
Там и разыскал Грязнова порученец Азина.
— Вас ждут, товарищ комбриг.
— Кто?
— Сестры [4]. Вот адрес.
— Визовская больница? Знаю, найду. Спасибо, друг.
Больничный адрес не смутил Ивана Кенсориновича: Настенька — медичка, а Аня, видать, в помощницах при ней. Но как попали сюда?