Набоб

— А вы чересчур любопытны для бывшего французского пленного! Я ведь могу и не отвечать вам, — сказал майор. — Но поскольку вы отправляетесь в бой, сделаю исключение, если это поможет укрепить ваше сердце. Говорят, что он красивый мужчина, загорелый, как местные жители, но кожа у него светлее. Он одет, как индиец, но на голове носит треуголку, как мы. Поэтому никому из наших еще ни разу не удалось рассмотреть его лицо; он всегда надвигает треуголку низко на глаза. Обычно он руководит операциями издалека, особое внимание уделяет артиллерии. Приближается к противнику только тогда, когда выиграл сражение, чтобы добить раненых на поле боя. — Майор Адамс помолчал и усмехнулся: — Достаточно, сержант Мадек? Да не бледнейте вы так. Я поставлю вас в первую шеренгу, чтобы вы ничего не упустили из виду. И навострите уши: Угроонг хохочет после каждого пушечного выстрела, он прославился этим на всю Индию! — Майор повернулся к Мартину-Льву: — Вы должны быть готовы через час.

Офицеры отдали друг другу честь. Мартин-Лев посмотрел на Мадека. Тот действительно был бледен.

Сражение началось после полудня на большом плато с красной землей, вокруг которого простирались зеленые рисовые поля. Это место называлось Буксар. От этой баталии, которая закрепила власть англичан над Бенгалией и позволила Мадеку проявить себя в качестве командира, у него остались весьма туманные воспоминания, что несомненно объяснялось стремительностью атаки. Он хорошо помнил только самое начало: он украл коня. В то мгновение, когда они выступали навстречу чудовищу, — он решил, что Угроонг похож на сказочное чудовище, — Мадек понял, что придать великолепие происходящему можно только, имея боевого коня. И тут он бросил вызов майору Адамсу. Дело в том, что боевой дух французского отряда и сипаев оказался не на высоте. Некоторых даже охватил ужас при мысли первыми встретиться лицом к лицу с войском Угроонга. И вот когда раздался сигнал о выступлении, Мадек явился на украденном коне с таким дерзким выражением лица, за которое, как он полагал, он заслуживал либо немедленной смерти, либо снисхождения. Поскольку ставкой в битве было владение Бенгалией, майор Адамс не стал тратить время и порох на какого-то несчастного французского сержанта, который должен был находиться в первой шеренге, и, не моргнув глазом, отдал приказ: «В атаку!» Мадек поднял коня на дыбы и увидел армию противника: развернутые знамена, лес копий, украшенные золотом боевые слоны. На мгновение Мадек засомневался, что действительно находится на войне. Первый же пушечный залп вернул его к реальности. Справа впереди него отряд белых пошел в штыковую атаку. Стоявшие на этом фланге англичане уступали им в численности и начали откатываться назад. Передняя линия уже была прорвана, за первой линией атакующих в штыки показалась орущая толпа в тюрбанах. Английские пушки ответили, но более редкими залпами. Артиллеристы бежали от слонов противника, оставив орудия.

Нет! Только не поражение! Мадек забыл об Англии, о красной униформе, он даже не пытался узнать, кто эти белые люди. Он думал только об Угроонге, этом зверюге, пьянеющем от крови, который совершает чудовищные поступки и ради которого он украл этого благородного коня. Угроонг… В душе Мадека поднялась волна ненависти. Ярость, желание мести, бешенство — вот что рождало в нем имя Угроонг. Со всех сторон слышались вопли, начиналось беспорядочное отступление, только один Мадек шел вперед — на ужасный хохот монстра. На мгновение пушки умолкли. Мадек воспользовался этим, чтобы закричать, чтобы собрать своих. Десять или двадцать всадников сгруппировались вокруг него. Потом еще несколько, потом десятки, а он все кричал по-английски и по-французски какие-то слова, которых позже вспомнить не мог. В его памяти запечатлелось только то, что спустя час линия фронта была восстановлена вдоль границы хлопкового поля, вдали от грязных рисовых полей. Они окружили артиллерию Угроонга и атаковали ее; вокруг лежали трупы белых солдат, изрешеченных пулями и проткнутых штыками. В припадке бешенства Мадек не обращал внимания на груды мертвых. И именно это бешенство было причиной того, что спустя несколько месяцев он не смог восстановить в памяти никакой ясной, цельной картины сражения. Только один момент он помнил хорошо: когда артиллерия оказалась в его руках. Возобновились залпы английских орудий. Пехота противника разбежалась. Два боевых слона, оставшихся без погонщиков, бродили по полю битвы, их парчовые попоны были измазаны кровью. Победа перешла в другой лагерь. Еще две или три стычки с упорно сопротивляющимися группами всадников — и бой будет окончен.

Мадек, во главе англичан, бросился на эту горстку людей. Помимо ружья у него была теперь сабля из прекрасной британской стали, которую он взял у погибшего офицера. Впереди Мадек увидел треуголку. Черную треуголку, обшитую золотой нитью и бархатом, с укрепленным посередине бриллиантом, как на тюрбане раджей. Ее обладатель упорно не поднимал головы, но Мадек чувствовал его взгляд, упрямый, скрытый, мрачный.