Наблюдательный отряд

– Мне сказали, что вы хотите… что вам нужно… простите…

Дыхание незримой женщины стало прерывистым. Лабрюйер понял – заплакала.

– Сударыня, сударыня, может быть, нам лучше поговорить в другое время?

– Нет, нет, сейчас, простите меня… простите, ради бога… моя девочка… Минутку, всего минутку…

Там, за тысячу верст от Риги, кто-то принес женщине стакан с водой, невнятно бубнил – успокаивал как умел. Прошло минуты три по меньшей мере, Лабрюйер терпеливо ждал, не отнимая трубки от уха.

– Простите, Александр Иванович, – наконец сказала женщина. – Я уже могу говорить. Мне сказали – вы полагаете, будто мою Машеньку убил не тот, кого судили?

– Да, я так полагаю. Виноват другой человек. Не тот студент, которого врачи признали невменяемым и пожизненно заперли в больнице на Александровских высотах…

– Где?

– Это – место, где в Риге содержат умалишенных. Там и вменяемый может ума лишиться. Сударыня, я могу задавать вам вопросы?

– Да, конечно, задавайте.

– С девочкой была гувернантка.

– Я же не могла отправить ее одну.

– Гувернантка исчезла вместе с девочкой. Мне нашли бумаги по этому делу. Они обе исчезли двадцатого мая, а двадцать пятого девочку нашли. Гувернантка же больше не появлялась.

– Да, я это знаю.

– Действительно – не появлялась? Не пыталась с вами встретиться? Не писала вам?

Женщина ответила не сразу.

– Нет, встретиться не пыталась…

Лабрюйер отметил эту паузу, сделал зарубочку в памяти и продолжал:

– Есть предположение, будто бы преступник действовал в сговоре с гувернанткой, и она вывела девочку из дома…

– Нет, нет! Что вы такое говорите! Этого быть не могло!

– Почему же не могло? Гувернантка – особа небогатая, ей могли хорошо заплатить.

– Нет, она бы не сделала этого! Совершенно невозможно!

– Почему, сударыня?

– Потому что она… она сестра моей Машеньки…

– Как такое возможно? – Лабрюйер был в полнейшем изумлении.

– Возможно. Я вышла замуж совсем молодой, мой покойный супруг был старше меня на пятнадцать лет. Вы знаете, многие мужчины до свадьбы ведут совершенно ужасный образ жизни. Не все так порядочны, как покойный Викентий Иванович. Он через год после свадьбы рассказал мне про свою внебрачную дочь. Он был в связи с гувернанткой своей младшей сестры, немочкой из Ревеля. Жениться на ней он не мог, но содействовал ее браку с очень приличным человеком, также немцем, жившим в Саратове. То есть эта женщина поселилась там, где о ней никто ничего не знал. Муж помогал деньгами, оплатил образование своей дочери. А потом там, в Саратове, случилось поветрие, вся семья погибла, кроме Амелии, она осталась совсем одна. Он узнал об этом, сказал мне, я видела – он переживает. Я тогда сказала: нашей Машеньке нужна гувернантка, давай возьмем девушку в дом, потом найдется жених, это будет по-христиански. Она образованная, знает немецкий и французский, хорошо воспитана, ее учили музыке, тут она будет под присмотром… и, в общем… вот так мы решили…

– Эта Амелия знала, что Маша – ее сестра?

– Да, знала. Потому и говорю – она не могла предать, не могла продать!.. – выкрикнула госпожа Урманцева. – Она так привязалась к Машеньке! Не смейте думать о ней плохо!

– Что, если и она погибла? – осторожно спросил Лабрюйер.

– Это вполне может быть, – подумав, ответила госпожа Урманцева.

– То есть, если бы она осталась жива, она бы непременно приехала к вам?

– Да, да, приехала бы. Куда же ей еще ехать?

– Действительно… Госпожа Урманцева, вы сообщили очень важные сведения. Поверьте, я сделаю все возможное…

– Да, да, я вам верю! Может быть, нужны деньги? Я имею средства! Я хотела бы употребить их на поиск убийцы!

– Анна Григорьевна, если потребуется – вам телефонируют. Не беспокойтесь, я понимаю ваше желание и при необходимости прямо обращусь к вам.

– Да хранит вас Господь! Я буду молиться за вас!

– С Божьей помощью мы в этом деле разберемся, – серьезно ответил Лабрюйер.

Тем разговор, в сущности, и кончился.

– Ну, что, Леопард? – спросил Енисеев, слушавший через отводную трубку.

– Врет. Гувернантка ей писала. И хотел бы я знать, что именно. Послушай, мне нужны сведения об этой Анне Григорьевне. Я понимаю, что после смерти дочери можно запереться в усадьбе бог весть на сколько лет. Но вдруг она куда-то выезжала, вдруг нанимала частного агента. Ее прошлое, словом, все, что удастся собрать.

– Ну, какое может быть прошлое у провинциальной дворяночки? Хорошо, я дам задание… – Енисеев пристально посмотрел на Лабрюйера. – Ты что-то учуял?

– Когда мне врут, я думаю: от меня хотят скрыть именно то, что мне было бы необходимо. Если госпожа Урманцева в переписке с гувернанткой, то, может быть, гувернантка и могла бы указать на убийцу. То, что дама сей факт скрывает, очень подозрительно. И заставляет усомниться в высоких моральных качествах сей дамы.

– А не собираешься ли ты зря потрать казенные деньги? – спросил Енисеев. – Кучу времени изведешь, а это окажется всего лишь старый развратник, не имеющий никакого отношения к военным заказам.